Театр «АРТиШОК» готовится к новому сезону

В этом году театр «АРТиШОК» отмечает свое «совершеннолетие»: ровно 18 лет назад четыре актрисы Алматинского ТЮЗа – Галина Пьянова, Вероника Насальская, Елена Набокова и Елена Тайматова – рискнули распрощаться с репертуарным театром и пуститься в совершеннейшую авантюру – открыть независимый театр, радикально отличающийся по стилистике от других городских театров. Прошли годы и «АРТиШОК» из революционеров превратился в законодателей мод, а сейчас стремится к тому, чтобы стать и поставщиком кадров для казахстанских театров. Об итогах и планах «АРТиШОКа» мы говорим с художественным руководителем театра Галиной Пьяновой.

– Галина, в беседах со всеми, кто знает и любит «АРТиШОК», многие говорят, что вы выбрали для себя нишу остро социального театра, который не боится говорить на волнующие общество темы. Чем-то тем, что в советское время представлял из себя «Театр на Таганке». Так ли это?

– Конечно, сравнение с «Таганкой» очень льстит. Но слово «выбрали» здесь, наверное, не очень уместно. Дело в том, что последние пару лет наши ребята-менеджеры из театра и многие, кто любит наш театр, приходят ко мне и просят сделать спектакль наподобие «Счастливые поют» (джаз-мюзикл о Фрэнке Синатре и Эдит Пиаф, который поставила Галина Пьянова на сцене театра имени Лермонтова – авт.). Мы бы с радостью сделали бы что-нибудь развлекательное, интересное, год тому назад мы даже объявляли кастинг на мюзикл. Однако лето 2018 года для города и страны было очень тяжелым – и мы поняли, что жизнь вносит свои коррективы.

– Но репутация «социального театра» началась с культового спектакля «Уят»…

– На самом деле еще раньше – со спектакля «ПРЯМОПОТОЛЕБИ». Эта история вызывала у зрителей диаметрально противоположные впечатления. От «самого лучшего спектакля, что мы видели» до «стыдно, что пошли на спектакль». Сейчас часто спрашивают: «Зачем сняли с показа?». Ответ же простой – слишком изменились и город, и страна с 2012 года, когда спектакль был показан впервые.

Сейчас его нужно полностью перелопачивать, возможно, делать «ПРЯМОПОТОЛЕБИ-2» или что-то еще. Возможно, мы вернемся к этой идее. Но не сейчас. А тогда, 7 лет назад, еще со старой нашей труппой мы сели и сами задали себе вопрос: «Почему мы не можем поговорить на сцене о нас, об алмаатинцах». Никто до нас этого не делал!

Мы породили целое движение – о городе стали говорить многие коллективы. Приходили киношники, просили у нас выкупить «франшизу» – предлагали большие деньги, хотя мы были готовы отдать и за бесплатно. Увы, на большом экране пока эту историю никому не удалось увидеть. Может, это судьба. Важно всегда говорить о нас, о себе. А сейчас мы уже настолько другие, чем тогда, в начале 2010-х, что никакая европейская, тем более российская драматургия не созвучны с нашей рефлексией.

Они не отвечают на вопросы: «Кто мы? Где мы? Что с нами происходит? Что с нами будет завтра?» и прочие. Вот, наверное, этой рефлексией мы и отличаемся от «Таганки». Они, по Брехту, – ироничные наблюдатели за происходящим. А мы рефлексируем и переживаем, страдаем и плачем. Хотя то, что мы актуальны, – это действительно так. Театр должен говорить про сегодня. Если даже актеры одеты в кринолин, это все равно должно быть про сегодня, про нас.

– Можно ли сказать, что вы своего рода монополисты на поле театров, куда зритель приходит «посмотреть и услышать правду»?

– Мы опрашиваем наших зрителей, проводим анкетирование, и действительно – они хотят увидеть рассказ про себя, поговорить по душам. Наш театр – это поле высказываний для зрителя. Иногда даже напрямую, в буквальном смысле. Бывает, что зрители не выдерживают и живо на все реагируют во время спектакля. Причем это не интерактив. Особенно надо отметить, что у нас появились казахскоязычные актеры. Ведь еще лет 5 назад у нас не было ни одного казахского лица, кроме Чингиза Капина. Согласитесь, странно, для театра из Казахстана (причем надо помнить, что мы никогда не предопределяли себя как «русский театр»). Это то, что отражает реальную картину в стране.

В последние пару месяцев у нас были интересные гастроли в России – в Москве со спектаклем «Уят» и совместные выступления с питерским инженерным театром «АХЕ» и на Сахалине с нашим новым спектаклем «Ер-Тостик». Надо сказать, что в Москве «Уят», спектакль вроде как исключительно про казахстанскую реальность, поняли хорошо и приняли «на ура».

Ну, а Сахалин – это была очень интересная поездка. Нас пригласили на фестиваль «Сахалинская рампа», и мы выступали в большом 600-местном театре. После спектакля началось обсуждение, которое шло абсолютно столько же, сколько шел сам спектакль. И я поняла, насколько разной жизнью мы живем, словно на разных планетах. Началось с того, что некоторые возмущались: почему спектакль на казахском языке? Другие не понимали формы подачи этого спектакля. Я объясняла, что мы с 1991 года независимое государство. Причем для многих это было открытие – в российских городах, не связанных с Казахстаном, почему-то думают, что мы – российская автономия вроде Татарстана или Башкирии. Причем это думают молодые, современные люди. Бабушки-то как раз помнят 1991 год и знают, что мы теперь – разные государства. Они даже нам говорили: «Раньше мы знали, чем вы живете, видели ваших артистов, Розу Рымбаеву. А теперь мы ничего про вас не знаем».

При этом приходится пояснять и то, почему наши актеры одеты в ковбойские шляпы. Почему мы назвали жанр этого спектакля «степной вестерн»! Особо ретивые товарищи выкрикивали: «Это потому, что вы хотите подражать во всем Америке, угодить ей».

Поражаешься – что несут люди? Ощущение, что мы оказались на каком-то политическом ток-шоу на федеральном российском канале. Приходится рассказывать им про Казахстан, про казахский язык, про эпос Ер-Тостик, про особенности казахского фольклора и в, частности, про феномен казахского героя. Почему, в отличие от русских и европейских сказок, зло у нас – стихия непобедимая. Ее можно переждать, от нее можно уйти, откочевать, как зимой, на жайляу, спрятаться от него в юрте, которую можно за час поставить. Но в нашей традиции ему невозможно сопротивляться. И здесь кроются ответы на многие вопросы. Это очень интересно и даже в какой-то степени патриотично, когда и себя познаешь и о себе рассказываешь другим.

– Давай немного отвлечемся от «АРТиШОКа» и поговорим о других твоих проектах, которые стали настоящим событием в театральном мире Алматы. Это мюзиклы «Счастливые поют», «Состояние Танго» и «Зовите меня Джордж!»

– Началась вся эта история в очень сложный для меня период, когда я всего во второй раз своей жизни хотела раз и навсегда завязать с театром. Я сидела в Новосибирске и выпускала «Снегурочку» по Островскому, сдавала резюме куда угодно, даже в «АШАН». Мне казалось, что я навсегда рву с театром. И тут звонит моя подруга, с которой мы с детства вместе – известная джаз-певица Ирена Аравина – и по скайпу делится со мной своими мыслями. Появился человек, готовый вложить деньги, и она предложила мне стать режиссером истории о Фрэнке Синатре и Эдит Пиаф. Эта должна быть такая паралелльная история об этих двух людях, которые родились в один месяц и в один год и никогда друг с другом не встречались. Я довольно вяло все это выслушала и поначалу отказалась. Ирена со свойственной ей простотой ответила: «Ну, тогда и я не буду делать!».

Но я знала, что, в частности, история Пиаф для Ирены была просто жизненно важной, – она всю жизнь хотела сделать спектакль о ней. И.. я не смогла пройти мимо. Я стала писать эту пьесу, что называется, «на удаленке» и поначалу ничего особо не понимала, кроме того, что будут играть Чингиз Капин и Айсулу Азимбаева.

Я не знала продюсеров, вообще не очень представляла, что из всего этого выйдет. Репетировали мы по скайпу, так как они уже поставили дату премьеры, не согласовав со мною. Я все описала на бумаге: синопсис, экспликация, мизансцены. При этом я не ставила свет – только условно рассказала, каким он должен быть. У меня был огромнейший проект в Грузии, и мне пришлось заниматься двумя проектами одновременно, дистанционно. Сначала мы показали продюсерам – я была готова к тому, что меня обругают и предъявят мне: «Что это за режиссер, который как бы есть, и которого как бы нет?». Тем не менее, им очень понравилось.

Когда же я приехала, то меня возненавидели цеха театра Лермонтова (где идет спектакль), потому что я решила переделать практически все. И как-то все сложилось так хорошо – каждый человек, который там работает, очень счастлив на этом проекте. Я предложила название «Счастливые поют». Ирена ответила, что это дурацкое название. А я настояла и пояснила: «Пойми, Ирена, несчастливые не поют! А счастливые поют». Прошло время – и жизнь подтвердила, что это так. Я безумно кайфую от этой своей работы, и Ирена тоже, и наши продюсеры, и Чингиз с Айсулу, которые сильно растут в этих своих работах! Ребята-продюсеры нам настолько доверяют, что уже на спектакле про Гершвина «Зовите меня Джордж» они ни разу не заходили к нам на репетиции. Это люди, которые все понимают. Может, поэтому и в «АРТиШОКе» в следующем сезоне мы хотим отойти, как ты говоришь, от формата «Таганки» и сделать больше про любовь.

– Про любовь – отлично, будем ждать! Но к своему «совершеннолетию» «АРТиШОК» подходит и другим немаловажным событием – открытием «Школы Режиссеров». Что это будет за проект?

– Это будет полноценный отбор в три тура. Уже сейчас начались консультации, собеседования, обучение будет проходить два года. В чем наше отличие? В том, что мы даем профессию. Хочу сразу предупредить – это не курсы. Ценителей «расширения личностного диапазона» прошу сразу не беспокоиться. Сейчас мы волнуемся прежде всего за профессию. В Казахстане очень туго с актерской и режиссерской базой.

Ну, вот если завтра Галя Пьянова уйдет – даже не важно, куда, хоть в лес, – кто будет ставить спектакли?

Прикольно, когда к нам приезжают наши московские и питерские друзья – Боря Павлович, Паша Семченко, Саша Маноцков, очень крутые режиссеры. Но все равно они не наши. Нам бы хотелось воспитать наших, которые знали бы, о чем ставить, у которых болит то, что они ставят, которые горят этим. Мы набираем 20 человек. Опыт показывает, что до выпуска дойдут человек 12. И внутри будет создана самоидентификация – ребята сами определятся: будут они играть или будут ставить. Это грантовое обучение. Педагоги – наши артисты «АРТиШОКа», педагоги – мастера из России и Европы, наши друзья. Куратор нашей школы – это виднейший режиссер и педагог России.

Пока говорить не буду, дабы не сглазить. Кроме того, в рамках школы мы будем делать также школу менеджеров и школу техников. Нам надоело, что все театры города просят одно и то же: «Ребята, у вас есть художники по свету?». Ну, коли нам их не хватает, надо воспитать их самим!