В тени великого революционера

В 1917 году в акмолинском доме Сыпана часто собирались казахские интеллектуалы со всей страны, в том числе члены Акмолинского комитета партии “Алаш”. Когда была провозглашена казахская автономия Алаш, Сыпан оказывал щедрую финансовую поддержку правительству Алаш Орды.

“Конечно, после установления Советской власти ему этого не простили, отправили в тюрьму, потом в ссылку, – говорит руководитель службы научно-исследовательской и информационно-разъяснительной работы Государственного архива города Астаны Газиза Исахан. – По иронии судьбы, тот дом Сыпана соседствовал с сохранившимся до наших дней домом Сакена Сейфуллина, где сейчас музей этого революционера. Однако об этом мало кто знает”. 

Сыпан Макиулы (Спан Макин) был богатым скотоводом из рода темеш. С 1894 по 1916 годы он служил волостным управителем в Нуринской и Акмолинской волостях.

В отчете о доходах и богатстве Сыпана Макиулы, составленном 10-м сельсоветом Акмолинского уезда при Советской власти, приведены следующие сведения: до 1917 года он имел тысячу гектаров сенокосов. В Акмоле у него был четырехкомнатный кирпичный дом с деревянными полами, двухкомнатный деревянный дом, две юрты с шестью крыльями, 40 лошадей, 20 волов, 10 верблюдов, 10 коров с телятами, 50 овец и коз.

В этом же документе от шестого апреля 1933 года указывается, что все это имущество было конфисковано. Однако теперь стали известны факты, что Сыпан еще в первую волну голода, пришедшуюся на начало 1920-х годов, раздал свои богатства голодающим.

“Кроме того, в фонде 250 “Акмолинский военно-революционный комитет” сохранилось обращение к местным властям нескольких граждан Акмолинска от 14 марта 1922 года, – продолжает Газиза Исахан. – Они просят разрешить скачки между принадлежавшими им шестью лошадьми, при этом обязуются передать в организацию “Помгол” (Помощь голодающим) три миллиона рублей, то есть по 500 тысяч рублей с каждой лошади. Одна из подписей в обращении принадлежит сыну Макина – Абулгазы. Подобные мероприятия в помощь голодающим, к примеру, те же концерты, проводил и сам “Помгол”, однако сборов было гораздо меньше”. 

Во время коммунистического режима в памяти народа стирали все упоминания об алашординцах. В советское время память о Сыпане и его доме в Акмоле (Астане), в котором сто лет назад собирались борцы за свободу Казахстана, члены партии “Алаш”, кажется, была уничтожена навсегда, но легенды о них сохранились до наших дней. Сотрудникам Государственного архива города Астаны удалось разыскать родственников Сыпана, которые подтвердили и дополнили предания о славном горожанине.

Один из них – Барлыбай Спанов.

Воспоминания родственников

“За поддержку движения “Алаш”, за то, что он предоставлял борцам за независимость свой дом и имущество наш, дедушка при Советской власти дважды был в ссылке, – рассказал он на встрече со столичными архивистами. – В 1933 году кто-то из сочувствовавших дедушке людей помог ему получить освобождение из ссылки по состоянию здоровья. Он приехал в Тайтобе, в свой родовой аул близ Акмолы, с двумя дочерьми и младенцем на руках.

На берегу реки Нуры в местности Тайтобе у Сыпана был деревянный дом. Говорят, что строительные материалы были доставлены из далекого Омска. На его месте сейчас зона отдыха, о Сыпане никаких упоминаний нет.

“Когда дедушка вернулся из ссылки, сельчане боялись с ним разговаривать и даже здороваться, – продолжает Барлыбай. – Сохранилась поговорка, которую он сказал перед смертью: “Выведите меня из этого дома не через дверь, а через окно, потому что не велено было мне умирать в моем собственном доме”.

Его сын, Абулгазы, был сослан в Гурьев – о нем нет никаких известий. Другой его сын – Ермек – в те годы остался с дядями, затем учился инженерному делу в Москве и устроился на завод в Талдыкоргане. Позже у него родилась дочь, которая сегодня живет в Астраханской области.

“Вторая жена нашего дедушки, наша бабушка Батима, родила двух дочерей и одного сына: Марьям, Камилу, Олжабая, – вспоминает Барлыбай. – Бабушка Батима была моложе дедушки на 40 лет. Ее, в возрасте 17 лет, доверил Сыпану сельчанин Жардин Абдирахман, чтобы спасти дочь от преследований Советский власти. Когда наш отец в 1947 году окончил школу, его фамилия была не Сыпанов, а Абдирашов, – говорит Барлыбай. – Его учитель Газаиб Отегенулы заметил его и сказал: “Нет, этого не будет, ты – сын Сыпана, ты будешь Сыпановым”. Однако у всех его дочерей фамилия была Абдирашова”. 

Причиной этого, вероятно, был страх перед Советской властью, ведь политические преследования продолжались до смерти Сталина.

“Я помню, что на стене дома висел рукотворный портрет нашего дедушки, фотография его с семьей, бабушкой и маленькими девочками. Его старшая дочь, Марьям, жила в селе Оразак, фотографии были у нее. Но, к сожалению, это наследие сгорело в пожаре”, – сокрушается Барлыбай.

“Умный, тонкий и обходительный”

У родственников Сыпана сохранились предания, что известный акмолинец-большевик Сакен Сейфуллин до революции жил на зимовке Сыпана. Однако когда в советское время гостеприимного хозяина арестовали, революционер, занимавший высокий пост, ничем не помог своему гостеприимному земляку.

То, что они были знакомы и Сыпан был известной в городе личностью, свидетельствует сам Сакен Сейфуллин в своей книге “Тернистый путь”, говоря о событиях 1917 года: “Однажды в двенадцать часов дня мы созвали закрытое заседание комитета “Жас қазақ”. Разбирались некоторые секретные вопросы, поэтому у дверей поставили дежурного, чтобы он не впускал посторонних. Недовольный народ толпился у дверей. Только мы начали заседание, как за дверью послышались стук и сердитые выкрики. Слышно было, что охранник пытается успокоить напирающих, но безуспешно. Он, наконец, не вытерпел, и красный, с обиженным видом вошел в комнату заседаний.

– Целая толпа насела на меня, хотят силой ворваться, – пояснил он.

– Кто подстрекатель?

– Волостной Сыпан.

Сыпана мы знали как всесильного волостного. Лет двадцать пять подряд он бессменно служил волостным и был умным, тонким и обходительным в разговоре и в делах.

– Никого не впускай, объяви, что заседание закрытое, – настояли мы на своем.

Дежурный удалился, но через минуту послышались голоса громче прежних, дверь распахнулась, чуть не слетев с петель, и на заседание ворвалась группа джигитов во главе с Сыпаном.

– Что вам угодно от комитета?

– Ничего! – вызывающее ответили нарушители порядка. – Мы желаем присутствовать во время ваших разговоров.

– Заседание комитета закрытое, вы не имеете права здесь находиться.

– Почему закрытое? Какие могут быть тайны от нас? Мы будем присутствовать – и все!

Сыпан удалился, но заседание комитета было сорвано.

Как видно, вопреки распространенным в советское время мифам, народ был настроен решительно против революционеров-заговорщиков, а Сыпан пытался по мере сил предотвратить намечавшийся в городе большевистский переворот.

Конечно, когда Советская власть победила, таких поступков бывшему волостному она не простила.

В протоколе следствия Сыпан сообщал: “В 1927 году меня лишили избирательных прав на 4 года и приговорили к 5 годам колонии. К 10-летию Октябрьской революции Верховный суд сократил мне срок на два года и треть срока амнистировал в связи с моим ходатайством об отмене приговора. 16 месяцев отбывания наказания я провел в Акмолинской колонии. В августе 1928 года по закону КазССР я считался полуфеодалом, который должен быть выслан. По решению суда, в 1928 году меня выслали в город Шымкент. Я пробыл там два года и переехал в Сарысуский район. В октябре 1932 года из-за жизненных трудностей перебрался на золотой прииск “Степняк” Шортандинского района Акмолинской области, к родственникам жены”.

Разумеется, в это время 70-летний Сыпан уже не представлял опасности для Советской власти. Однако преследования продолжались, его обвинили в незаконном оставлении места ссылки, без учета того, что в стране в это время был массовый голод, люди гибли и в поисках спасения разбредались кто куда.

14 мая 1933 года 71-летний Сыпан (“рост 1 метр 62 см, черные волосы, серые глаза”, – так указано в обвинении) решением Акмолинского народного суда был привлечен к ответственности по статьям 82 и 107 УК. Ему назначили наказание в виде лишения свободы сроком на 6 лет. Однако после рассмотрения дела республиканской комиссией он был освобожден по состоянию здоровья. Впрочем, восьмого июня 1933 года он был отправлен на принудительные работы сроком на один год, где и умер в 1934 году.

Сейчас столичный архив продолжает поиски сведений о горожанах, внесших огромный вклад в развитие нашего города, но чьи имена по разным причинам были забыты.

Игорь Прохоров,

научный сотрудник Государственного архива города Астаны