Особенности национальной охоты
Эта горячая тема сейчас обсуждается со многих ракурсов. С помощью сегодняшних наших спикеров, мы попытались выяснить, какова среда для распространения браконьерства и где грань, разделяющая охоту и преступный бизнес.
Браконьерство – продукт коррупции
Арман Шураев, председатель попечительского совета Фонда развития «Казақстан Барысы»:
Меня вообще недавние новости жестко возвращают в действительность. Ведь в последние годы я, как охотник-гусятник, с удовольствием охочусь за границей. Скажем, в той же Румынии или Чехии. Не потому, что это круто, а потому что очень комфортно и цивилизованно. Там созданы все условия для этого вида бизнеса, приняты соответствующие законы.
Маленькая Чехия, размером с наш Каскеленский район, выдает лицензии на более чем 100 тысяч кабанов (сейчас, наверно, все 150 тысяч) и около 100 тысяч косуль. Если учесть, что лицензия у них стоит 300-500 евро, то только по этим двум видам животных местная экономика получает порядка 100 миллионов долларов в год. Сделано все, чтобы богатые бюргеры с соседней Германии или Австрии приезжали и охотились.
А у нас много охотничьих хозяйств, конечными бенефициарами которых являются наши крутые агашки – это закрытые территории. Никто не знает, что там вообще происходит. Или же есть хозяйства, которые задирают цены, совершенно не контролируют количественные нормы отстрела и нет никакого порядка.
Там, где нет цивилизованного саморегулируемого бизнеса, появляется место для преступлений.
Я, конечно, отдаю должное тем усилиям, которое прикладывает государство по популяризации и охране сайгаков. Но они не решают всего комплекса проблем. Начнем с того, что у нас до сих пор нет нормального закона об охране животного мира и об охоте. Другой вопрос – исполнение закона с учетом огромной коррупционной составляющей на всех уровнях. Не секрет, что уничтожение сайги идет из-за ценности их рогов. Говорят, за килограмм китайцы платят 2 тысячи евро. Сотни килограмм провозят через границу, уверен, не без участия некоторых пограничников или таможенников. Следовательно, коррупция на границе делает экономически выгодным браконьерство. Браконьеры мотивированы настолько, что готовы стрелять в тех, кто охраняет природу.
Конечно, егерям можно и нужно дать больше полномочий, чтобы они могли стрелять не только по машинам, по колесам. В той же Кении, охотничий инспектор имеет право прямо на месте преступления пристрелить браконьера, потому что выбор у преступника небольшой – суд приговорит его к высшей мере наказания.
А мы в Казахстане – великие либералы. Только одно из десяти дел, связанных с браконьерством, доходит до суда.
Еще на этапе следствия изъятая туша косули или кабана в итоге может превратиться в мирного барашка или в тушу свиньи и дело развалится. За какие-нибудь 100 долларов судмедэксперт выпишет нужное заключение. Да и в суде найдутся «неравнодушные» служители фемиды, помогут. В итоге те, кого месяц назад инспекторы брали с поличным, приезжают на тех же конфискованных машинах, демонстрируют свою безнаказанность. Поэтому инспекторы ходят с поникшими головами, у них опускаются руки глядя на все это.
Самая главная проблема – это коррупция
И к смерти инспектора государственного предприятия «Охотзоопрома», который, считаю, достоин звания Халық Қаһарманы, причастны не только браконьеры. Вот и сейчас, в расследовании убийства появляются сюрпризы. Сначала было 8 человек, сейчас выясняется, что их было трое. Хотя второй инспектор утверждает, что только в одной из преследуемых машин было три человека. Значит, кто-то должен быть во второй машине, это же не Тесла беспилотная.
То есть уже здесь, на этом этапе можно констатировать, что идут противоречивые данные о количестве участников преступления. Для чего это делается, скрывается ли истинное число преступников, скрывают ли конкретных участников всего этого беспредела? На эти вопросы от правоохранительных органов должны быть четкие ответы
