Бахтияр Мухамбеткалиев – профессиональный футболист, который несколько лет назад потерял возможность играть. Сейчас он главный тренер первого в Казахстане частного футбольного клуба SD Family. Но между прошлым и настоящим у 23-летнего Бахтияра – борьба с раком, ошибки врачей, прощание с футболом, депрессия и возвращение к жизни. Тренер рассказал Liter.kz свою невероятную историю о силе духа, преодолении и, конечно, футболе.

“Планировал подписать контракт с ФК “Астана”, но жизнь внесла свои коррективы”

- Бахтияр, я знаю, что вы бывший футболист, который потерял ногу после перенесенного рака. Но вы все равно вернулись в футбол уже в качестве тренера. Для начала расскажите, когда вы начали заниматься футболом?

- Родился я в Акмолинской области, в селе Зеренда. Да, мне 23 года, я женат. Футболом начал заниматься в восемь лет, когда переехал в Астану. Почему именно футбол, наверное, просто он был единственным бесплатным видом спорта на тот момент. И так получилось, что затянуло с первых дней. Мне попался очень хороший тренер – сам бывший футболист национальной сборной Казахстана. В итоге я попал в структуру футбольного клуба “Астана” и достаточно неплохие результаты там показывал. У меня физические данные были очень хорошие, допустим, при возрасте 12 лет рост был 1,75 м, достаточно габаритным парнем был. Я, как и все молодые футболисты, рассчитывал на то, что подпишу контракт лет в 17-18.

Фото предоставлено Бахтияром Мухамбеткалиевым

- Но вы столкнулись с болезнью?

- Когда мне было 17 лет, на игре в Уральске я почувствовал боль в ноге, обратил внимание, но бегал дальше. На 65-й, наверное, минуте я снова почувствовал боль, но она уже была адской. Я не смог продолжать играть, и меня заменили. По возвращении в Астану на одной из тренировок нога начала опухать. Тренер заметил это и отправил меня домой. Это был декабрь, а в январе я хотел подписать контракт. У меня уже тогда был ребенок, я был женат. Моей целью было обеспечивать семью. Но жизнь внесла свои коррективы. Мне поставили предварительный диагноз – остеогенная саркома большеберцовой кости. Отправили на биопсию – это когда вырезают часть кости и берут на анализы. Уже тогда сказали, что с футболом нужно попрощаться. “Ты не будешь бегать как раньше, заниматься профессионально, но можно играть в любительский футбол”. Мне пришлось с этим смириться. Конечно, было очень тяжело, я всю жизнь отдал футболу, забросил учебу, поступал туда, где нужны были спортсмены. А сейчас у меня это забирают.

Диагноз подтвердился в трех лабораториях – Астане, Алматы и в Германии. Тогда, наверное, наступил самый тяжелый момент, я уже понимал, что меня ждет. Это одно из самых тяжелых раковых заболеваний, потому что очаг был прямо внутри кости. И я понимал, что ее нужно удалять.

Меня отпустили домой перед Новым годом. Это был самый грустный Новый год. Но посмотрев на своего сына, который только родился, я решил проходить лечение, потому что знал, что ему нужен отец.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева

Я был третьим человеком в Казахстане, который получал высокодозную химиотерапию. Двое до меня погибли. Профессор из Израиля посоветовал родителям рискнуть, так как я спортсмен, и у меня молодой организм, который может выдержать. Но гарантий никто не давал. Мать согласилась, боясь меня потерять.

Началась химиотерапия, состояние было, будто я неживой человек. Постоянно лежал, не двигался, домой меня тащили родители. А дома сын начинал уже ползать, видя его, я все забывал. Но первое время закрывался в комнате, ломал что-то, кидал. Знаете, депрессия была. Через несколько месяцев понял, что меня не онкология убьет, а эта химия. Я решился на операцию – удаление большеберцовой кости и установку вместо нее эндопротеза.

“Врачи сказали, что мне осталось жить две недели”

- Конечно, это было непростое решение…

- У меня дома было много мячей, за день до операции я взял один из них и вышел на улицу, начал просто пинать. Потому что понимал, что завтра после операционного стола, я уже этого не смогу сделать. Соседи были в курсе моей истории, они смотрели на меня – кто-то из балкона, кто-то на поле стоял, продавцы из магазина смотрели. А когда я уходил, они хлопали. В тот момент я, наверное, и попрощался с футболом. Операция длилась восемь часов.

Меня очень поддерживали мои друзья детства, одноклассники. Забирали меня, развлекали. Могли даже в другой город увезти, чтобы я не был в унылом состоянии.

Прошло несколько месяцев после того, как меня отпустили домой. Утром я просыпаюсь, забываю про протез, автоматом наступаю на ногу, и он не выдерживает мой вес, ломается пополам и полностью выбивает нижнюю чашку. Я падаю с открытой раной на глазах у своего маленького ребенка. Оказалось, что врачи Центра материнства и детства заказали по ошибке протез, предназначенный для ребенка. Мне, который весил под 90 килограмм. Меня забирают на скорой помощи, но не могут поставить обезболивающее, потому что у меня была химия, и организм мог дать реакцию. Повезли в травматологию, меня отказались принимать. Повезли в ЖД больницу, удалось уговорить хотя бы надеть гипс, закрыть рану. Никто не хотел брать на себя ответственность, так как я с онкологией. Мне сделали гипс и отправили в Центр материнства и детства. Там, не делая никаких снимков, мне просто зашили рану и отправили домой. Якобы все нормально. Но рана не заживала, и позже оттуда стал выходить гной. Меня полностью обследовали, и сделали вывод, что вновь появились метастазы, но уже в пятках, тазобедренном суставе, чашке, в легких. Якобы легкие уже были на 30 процентов поражены. Родителям сказали, что мне осталось две недели. И якобы через три-четыре дня у меня начнутся адские боли. Когда родители спрашивали, что делать, им говорили: “Ногу ампутируем, зашиваем, и вы просто ждете его смерти”. Врачи разговаривали с родителями, так как мне не было 18 лет. Я всего этого не слышал. К счастью, отчим сказал маме – не сдаваться. Предложил поехать куда-нибудь и бороться до конца.

Меня забрали из больницы, и мы с мамой вылетели в Германию на обследование.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева 

“В Германии нас встретили с автоматами”

- Вы так быстро получили визу?

- Мы полетели без визы, клуб “Астана” помог сделать так, чтобы меня посадили на борт из Санкт-Петербурга в Германию. Но сказали, что дальше мы уже сами. По прилету в Германию нас встретили с автоматами. Пограничники уже знали, что на борту есть пассажиры из Азии без визы. Четыре солдата встречают нас, что-то говорят на немецком, я ничего не понимаю. Обычно в аэропорту вызывали представителей Красного креста, чтобы с борта меня забирали на коляске. И мне посчастливилось, что пришедший парень знал русский язык. Он смог объяснить, что мы приехали на диагностику, и у меня рак. Пришли люди из посольства Казахстана, правительство Германии пошло навстречу, и мне выдали визу на 14 дней.

- На тот момент вы до сих пор не знали, что врачи давали вам прогноз в две недели?

- Нет. И переводчику, который был с нами в больнице, сказали не переводить мне смысла слов “смерть”, “жизнь” и так далее. Врач, увидев меня, удивился, как я вообще добрался до них. “У тебя было 26 блоков высокодозной химии, а ты пришел ко мне на своих ногах”. Он сказал: “Я спасу тебе жизнь и ногу”. Переводчик тогда увлекся и изложил мне смысл. Я удивился, причем тут жизнь? И тут мама сказала мне правду. Я сразу подскочил и решил возвращаться. Я боялся, что не доживу и не смогу увидеть своего сына, жену. Я очень обиделся на маму за то, что она сразу мне все не сказала.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева

Но все же врачи начали меня обследовать в Гамбурге, в Кельне. Как оказалось, врачи в Астане ошиблись и онкологии у меня нет. Однако в ноге обнаружили золотистый стафилококк. И для моей жизни это было очень опасно. Мне предложили почистить ногу от инфекции и поставить хороший протез. Но стоило это 85 миллионов тенге. Таких денег у нас не было, и мы решили вернуться в Казахстан. Перед полетом немецкие врачи заморозили мне ногу, но сказали, что если в течение двух недель не будет операции по чистке ноги, то инфекция разовьется с новой силой.

В Астане врачи Центра материнства и детства уже отказались меня принимать, так как мне уже исполнилось 18. Более того, они остались при своем мнении, что у меня метастазы.

Операцию по чистке ноги, как оказалось, делают единицы хирургов в стране. Мы полетели в Алматы к врачу, но он улетел в отпуск в Таиланд. Тут мне снова помогло руководства клуба, стали выходить на министра здравоохранения, тогда был Елжан Биртанов. Врача вернули в Казахстан. Он приехал злой, ведь из отпуска вырвали: “Что там за футболист?! Почему за него просят”. Там был еще один врач, который меня вел – Куаныш Мейрбекович. Он смог разобрать заключение немецких врачей, созванивался с тем профессором по видеосвязи. И хирургу сказал, что мне действительно срочно нужна операция.

Мне ее сделали, однако инфекция вернулась снова.

“Я решил, что буду резать ногу”

- То есть проблемы с ногой не заканчивались?

- За полгода мне сделали примерно пять или шесть операций. И после одной из них я просыпаюсь и вижу, что ногу мне не зашили, открытая рана. Врачи сказали, что уже кожи на ноге не хватает. Ее зашивают, а она рвется. Нужно пересаживать кожу с живота. Меня снова поднимают в операционную. Оказалось, что вдобавок ко всему у меня аппендицит. Меня снова оперируют. Я был уже никакой, операция за операцией…

Через неделю после выписки инфекция снова возвращается в ногу. И тогда я понял, что буду резать ее. Оказалось, что мама консультировалась с врачами в Испании, Корее, Турции, Израиле. Они говорили, что в таких ситуациях нужна ампутация. Но мама не говорила об этом, и мои врачи молчали. Боялись моей реакции, что я не смогу это принять. Но в итоге я пришел к этому сам.

Мне должны были ампутировать часть ноги ниже колена, но перед операцией возникает еще одна проблема – подозрение на раковый очаг выше бедра. В этом случае нужно полностью удалять ногу. Врачи сказали, что во время операции возьмут биопсию, и будет понятно, как поступить. Я уже был готов на все. Я не понимал, чего же я такого за 18 лет сделал, что меня судьба так бьет и наказывает.

- И что было после того, как вы проснулись?

- Операция длилась девять часов. Я проснулся и сразу почувствовал легкость, почувствовал, что чего-то нет. В этот момент санитарка мыла пол в палате. Я голову поднять не мог, чтобы посмотреть, удалили мне всю ногу или только часть. Спросил ее: “Апай, сколько у меня там ноги осталось?” Она показала руками отрезок. Я закричал “Ура!”. Женщина испугалась, подумала, что я сошел с ума. Кто кричит “ура” после такой операции? Но я радовался, что хоть часть ноги осталась. Оказалось, что у меня не было метастазы, это была просто гематома.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева

Но, несмотря на то, что все прошло благополучно, я видел печаль в глазах родителей. Они мне улыбались, а сами по очереди выходили в коридор плакать. Им было больно видеть меня таким. И тогда я решил показать, что со мной все нормально. На следующий день начал потихоньку делать первые шаги на костылях.

- Вам сразу надели протез?

- Спустя шесть месяцев. Мне нужно было ждать, пока спадет отек. Тогда я понял, как нелегко людям с особыми потребностями. На костылях зимой было невозможно ходить из-за гололеда. Я попросил в соцзащите коляску, однако мне сказали, что не положено по закону. Тут я сильно задумался, почему такие ограничения? Меня задела эта ситуация. И я записал видеообращение, где высказал все, что было на душе. Я мог позволить купить себе коляску, но есть те, у кого нет такой возможности. И эти люди не выходят из дома. Кто пишет эти законы? Видео вызвало большой резонанс. Со мной стали связываться с министерств и просить удалить это видео, обещая мне супердорогой и современный протез. Я чисто принципиально не стал этого делать. Мне звонили даже из Америки неравнодушные люди, предлагая помочь с коляской. Но моей целью было поднять проблему, чтобы закон изменили.

“Новая жизнь”

- Бахтияр, а как вы начали новую жизнь, как стали тренером?

- Я случайно познакомился с основателем футбольного клуба Дидаром Сыдыкбеком. Впоследствии он взял меня в свой клуб детским тренером. Эти дети меня понимали, они помогли мне развиваться. Было доверие со всех сторон – клуба, родителей. Для меня это было очень важно.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева

Потом появилась любительская команда, куда Дидар позвал меня главным тренером. Позже он открыл профессиональную команду, где я был сначала ассистентом, а затем главным тренером. Но в официальных играх были обидные проигрыши. Позже стало известно, что имели место договорные матчи. Тогда я решил, что завязываю с футболом, разочаровался. Было ощущение, что футбол у меня отобрали во второй раз.

- И когда вы вернулись обратно?

- Спустя год мы снова встретились с Дидаром, и он позвал меня обратно – тренировать детей. Он хотел работать со мной. Я согласился. Мои дети стали лучшими в городе среди частных команд. Мы уже поучаствовали в чемпионате Казахстана и смогли уверенно занять девятое место из 18 команд – это довольно хороший результат для частного футбольного клуба, у которого нет госфинансирования. В этом году мы ставим задачу стать чемпионами. У меня занимается уже 50 детей одного возраста, это очень много для частного клуба.

- А как появилась команда блогеров? Легко ли работать с медийными личностями?

- Появилась идея сыграть шоу-матч, пригласить казахстанских знаменитостей и сыграть с российской командой “Амкал”, она была самой популярной в СНГ. И тут Дидару приходит идея – собрать медийную команду. Когда меня пригласили, я подумал, что это шанс показать себя, чтобы в дальнейшем попасть в профессиональный футбол. 9 января мы собрали команду, готовились к турниру. Но тут я понял, что у игроков совсем другое отношение к футболу. Они могут проспать, не прийти на тренировку, не предупредить. Я был зол, сказал Дидару, что так не пойдет, если нам нужен результат. Он ответил, что у ребят свое видение, они хотят просто прийти и играть.

Первая игра была с самой популярной командой в СНГ 2DROTS. Мы проиграли со счетом 2:0. Это было нужное поражение. Ребята начали осознавать, что нужно готовиться. С кыргызами мы уже сыграли 4:1 нашу пользу. В последней игре группового этапа мы победили со счетом 6:1. Но российской команде Fight Nights уступили. Это поражение я уже легко принял. Я просто говорю себе, что команду довел до полуфинала, это уже результат для молодого тренера.

Фото из архива Бахтияра Мухамбеткалиева

Но сейчас передо мной стоит вопрос – нужен ли мне медиафутбол? Или я хочу воспитывать из детей хороших футболистов? В любом случае, я всегда ставлю на первое место детскую академию.

- Бахтияр, в таком молодом возрасте вы прошли невероятно сложный путь. Такое выдержать не каждому под силу. И сейчас вам всего 23 года, а вы уже добились успехов на профессиональном поприще. Но что бы вы сказали людям, которые сейчас только в начале этого пути, тем, кому сейчас тяжело принять, что они лишились части тела, что уже не будут прежними?

- Очень большую роль во всем этом сыграл спорт. До своей болезни я приучился к дисциплине, мои тренеры воспитали во мне стойкость. Они учили меня не только в футбол играть. И это действительно помогло мне. Сейчас то же самое я делаю для своих воспитанников.

Тем, кто не был в спорте и оказался в такой ситуации, хочу сказать, что очень важна поддержка близких. Со мной этот путь проходила моя семья, родители, супруга, тетя.

Я бы посоветовал забить на все и наслаждаться жизнью. Я не считаю себя неполноценным. Я не скрываю свой протез. Да, когда я выхожу на улицу, встречаю косые взгляды, порой это досаждает. Но все же нужно стараться не обращать на это внимание. Не нужно ставить на себе крест. Ну не пришьешь ты уже эту ногу. Нужно жить дальше и жить счастливо.

Дина Алиева