Жумабай Карткужаков: чекист, адвокат, гражданин

ЗНАКОМСТВО

Когда мы с моей будущей супругой Салимой Жумабаевной после окончания Казахского госуниверситета в 1951 году решили пожениться, я не мог выполнить те условия, которые положено соблюдать, по обычаю.

А произошла наша первая встреча с моими тестем и тещей Жумабаем и Акзирой Карткужаковыми в 1955 году. К тому времени я уже работал первым секретарем Алматинского обкома комсомола. Мое материальное положение заметно улучшилось, что позволило ехать не с пустыми руками и выглядеть мне как зятю подобающим образом. Тем не менее определенное волнение я испытывал: как встретят меня тесть и теща? Особенно я думал о возможной реакции отца Салимы, про которого мой студенческий друг Берик Коркутов рассказывал, как о человеке с оригинальным и своенравным характером. Но все обошлось. Мои тревоги оказались совершенно напрасными. С первых минут нашего приезда я ощутил всеобщее неподдельное чувство радости, внимания и гостеприимства. Достаточно сказать, что уже после первой трапезы за дастарханом тесть объявил:

– Все, больше в этой старой саманной хибаре вам нечего делать. На другом берегу Жаика приготовлены две юрты, на время вашего пребывания все будем жить там.

И к вечеру мы на лодках перебрались через реку и ночевали уже в юртах. Утром предстала изумительная картина: две юрты находились в густом зеленом тугае и перелеске на левом берегу Жаика. До реки было не более трехсот метров. А поселок Махамбет, райцентр, весь в серых глиняных домах, остался на другом, более высоком правом берегу Жаика.

Здесь мы провели более двадцати дней нашего отпуска и замечательно отдохнули. Свежий воздух, купание в реке, прогулки с детьми по песчаным берегам, рыбалка. Разнообразная вкусная еда, особенно блюда из осетровых, судака и сазана. Хождение по гостям к родственникам жены... Время пролетело довольно быстро.

Но самое главное – все эти три недели мы близко общались с Жумеке. Можно сказать, что шел процесс взаимного познания друг друга. Я чувствовал, что он приглядывается ко мне, изучает своего зятя. Но сказать, что он устроил мне какое-либо особое испытание, как я ожидал, не могу. Только однажды он задал мне прямые вопросы – о моей родословной и о том, где и кем я воевал на фронте. В отношении родословной, видно было, он заметил мою слабинку, когда я признался, что знаю ее лишь до четвертого предка, прапрадеда, а до седьмого колена не могу назвать. Но он ничего не сказал, соблюдая тактичность.

Сам он сразу же произвел на меня самое благоприятное впечатление. Прежде всего, внешней культурой. Ему шел шестой десяток, но он был строен, никаких жировых отложений. У него был отлаженный распорядок дня: вставал в шесть часов утра и шел на реку купаться, а потом до завтрака совершал прогулку – не менее пяти километров. Ему было присуще конструктивное и ясное мышление с отчетливо выраженной логикой. Приятно поразила его замечательная эрудиция, знание римского права, истории Римской и Византийской империй и императоров, Древней Греции, других стран и народов.

Но особенно впечатлили меня его рассказы о себе. Оказалось, что он прошел интересный и сложный жизненный путь. Когда в двадцатых годах власть провозгласила политику подготовки новой советской интеллигенции из коренного населения, пятнадцатилетний юноша с двухклассным образованием русско-киргизского училища в числе шести молодых людей получает направление на курсы советского строительства в г. Уральске. Завершив учебу, в период до 1930 года он работал на различных должностях от инструктора Уральского губкома, чрезвычайного уполномоченного по борьбе с голодом до народного судьи Денгизского и Кызыл-Кугинского районов.