Не было такого, чтобы Димаш, приезжая в столицу, не зашел к Айман Мусахаджаевой
В канун главного праздника страны – Дня независимости Республики Казахстан – мы пригласили в редакцию Liter.kz. известного педагога, профессора Казахского национального университета искусств, заслуженного деятеля РК Раису Кожабековну Мусаходжаеву. Раиса Кожабековна – одна из легендарных четырех сестер, стоявших у истоков уникального творческого вуза страны во главе с выдающейся скрипачкой современности, народной артисткой РК, Қазақстанның Еңбек Ері Айман Мусахаджаевой. На сегодня КазНУИ с пятиступенчатой системой музыкального образования – единственный такой вуз в мире. Как шутят сами музыканты, только здесь их учат от Баха до Оффенбаха. На самом деле такое учебное заведение могут себе позволить только богатые страны, потому что это очень дорогое удовольствие.
ВСЕ МЫ РОДОМ ИЗ ДЕТСТВА
Раиса Кожабековна, сначала вы, а потом и три ваши сестры начали свой путь в музыке со специализированной школы им. К. Байсеитовой.
– Все идет от корней, от наших родителей, которые меня первую привели в музыкальную школу им. К. Байсеитовой. Это легендарная школа – одно из сокровищ нашей культуры и казахстанского образования. Сейчас и тогда эта школа была школой для одаренных детей. Сюда детей отбирали, а отбор, кстати, шел по всей республике. Педагоги ездили по всем регионам, райцентрам и аулам в поиске талантливых детей. Дети жили тогда и сейчас в интернате на полном государственном обеспечении. Я сама, когда была замдиректора школы, привезла в свое время и Каракат Абильдину, и других ребят, которые сейчас блистают на нашем звездном небосклоне.
В свое время нас также привели в эту школу, в частности, меня. И, кстати, первая заметила, что мы изображаем из себя скрипачей, Римма – это наша старшая сестра, ее сейчас нет с нами. Однажды она увидела объявление, что принимаются ученики в музыкальную школу им. К. Байсеитовой. Сестра знала, как после просмотра передач по черно-белому телевизору в саду под сиренью мы стояли и изображали из себя скрипачек, водя одной палочкой по другой. Римма меня первой повела в музыкальную школу. Я вспоминаю, какой я была невнимательной на экзамене, все время вертела головой. Но меня все-таки зачислили в школу. Жила в интернате.
Когда вы приходили домой, с собой приносили скрипку. Айман всегда ждала вас, ей было интересно подержать скрипку в руках, смотреть и слушать, как вы занимаетесь.
– Да, так и было. Потом, когда в 6 лет ее привели в школу, она сразу сказала, что ей очень нравится скрипка. А я тогда училась в 4 классе. Ее сразу зачислили в класс Нины Михайловны Патрушевой, это известный педагог. И, кстати, Нина Михайловна меня тоже забрала к себе в класс, до нее я была у другого педагога. Она объяснила педколлективу, что хочет учить сестричек сама. Я пошла в 5 класс, а Айман – в 1 класс. Позже наш педагог сделала из нас ансамбль, мы стали выступать вместе.
Айман спала со мной, я ее водила в школу и ухаживала за ней, впрочем, как делают все старшие сестры. В эту же школу привели Раушан, которая чуть старше Айман. Сейчас она – одна из выдающихся кобызисток Казахстана, а могла стать альтисткой. Предполагали, что у нас может получиться даже квартет. Но Раушан определили в класс кобыза. И она за один год догнала 4 класс. Раушан была концертмейстером оркестра им. Курмангазы и "Отрар Сазы". Она первый лауреат Республиканского конкурса народных инструментов. Другое дело, что у нее не европейский инструмент, поэтому она, так сказать, в ареале Казахстана.
Наши педагоги говорили, что из 4 сестер наиболее талантлива именно Раушан. Младшая, Бахытжан, тоже пришла в эту школу, но позже. Она была очень рослой девочкой, поэтому ее взяли на виолончель. Если бы Раушан не отдали на кобыз, получился бы отличный струнный квартет. Мы всегда жалели об этом. Музицировать вчетвером было бы нам интересно. Но мы и сейчас находим возможность музицировать вместе. У нас есть произведения для кобыза с оркестром; есть сочинение Тлеса Кажгалиева, где звучат кобыз и скрипка. И Балнур Кадырбек написала музыку для скрипки и кобыза. Мы все в детстве играли на кобызе – инструмент был у нас дома. Айман всегда говорит: "Моя скрипка "родилась" из кобыза".
У кобызистов наш скрипичный репертуар, те же четыре струны, те же позиции и тот же строй. Но мы играем подушечками пальцев, а они играют ногтями. Поэтому у кобыза космический, такой древний звук. Я и Айман играли на кобызе все, что исполняла Раушан. И Бахытжан от нас не отставала. Сейчас мы шутим, что все ходим под палкой Бахытжан Кожабековны. Она у нас дирижер. Наш папа говорил, что всегда будет благодарен Советской власти, что его дочери получили самое лучшее музыкальное образование в мире.
Расскажите, а кем был ваш отец? Однажды в одном из своих интервью Айман Кожабековна рассказывала, что преданность делу, слову и выполнение данных обещаний – это все от вашего папы?
– Папа окончил сначала агротехникум в Алма-Ате. Тогда это было очень известное учебное заведение. В нем преподавали меньшевики-эсеры, эти люди имели блестящее образование. Папин курс выхаживал саженцы в парке Горького. В начале 30-х годов он окончил сельскохозяйственную академию в Москве, был одним из первых представителей казахской интеллигенции, обучавшихся в столице.
В то время постпредом в Москве был Турар Рыскулов. Папа рассказывал, как с другими ребятами-казахами он приходил к нему. Тот всегда радушно встречал студентов. После расспросов о делах, жизни и учебе Турар Рыскулов вызывал к себе завхоза и говорил ему, чтобы студентов обязательно накормили. Они с радостью бежали на кухню и съедали все, чем угощали. Годы тогда были не очень сытные. Потом, после вкусного обеда, Рыскулов общался с молодежью, а на прощание доставал кошелек и каждому пришедшему в гости молодому человеку давал немного денег. Вот этот образ интеллигентного и умнейшего Рыскулова навсегда запомнил папа. Наш отец был репрессирован. 10 лет провел в лагерях под Воркутой.
Его жизнь была очень насыщенной. В 1929 году папа был культурармейцем, ходил в Алма-Ате по квартирам и дворам и подписывал население на заем. Однажды он увидел хороший особнячок в центре Алма-Аты и решил зайти в него, нажал кнопку вызова и вдруг появляется небольшого роста мужчина еврейской национальности, кудрявый, в очках. Он спросил его, чем интересуется молодой человек. Папа ответил, что пришел подписать на заем. Мужчина пригласил его к себе в квартиру, чтобы узнать подробнее о займе. Выслушав папу, он достал кошелек и дал денег. Отец внес его в списки, и мужчина расписался. Папа был доволен.
Когда он вышел на улицу, дворник возмущенно сказал ему: "Что ты здесь делаешь, сюда нельзя ходить, здесь живет Троцкий". Я всегда поражалась, что папа столько всего перенес, последние четыре года он, парализованный, жил у меня (мама умерла раньше) и до конца верил Советской власти. Он, кстати, восстановился в партии после возвращения из лагеря.
Самое запоминающееся – это его партбилет. Первичная партийная организация находилась возле вокзала Алма-Ата-1, и каждый месяц он смотрел на меня и ждал, когда я поеду в "первичку", чтобы заплатить его членские взносы – 2 копейки. Каждый месяц я отпрашивалась с работы и отправлялась через весь город заплатить членские взносы. Мне говорили, что можно за весь год заплатить 24 копейки и не приезжать ежемесячно. Но он мне говорил, что нельзя этого делать, чтобы не нарушать партийную дисциплину.
Какие воспоминания, связанные с мамой, отложились в вашей памяти?
– Помню, как мы ходили всей семьей в театр и музей. А в музей мы любили ходить (тогда он находился в Воскресенском соборе, в Парке 28-ми панфиловцев), потому что там висел портрет нашей мамы. Наша мама – первая лыжница Казахстана. В 1936 году она вместе с делегацией Джамбула ездила в Москву. Ей тогда было 16-17 лет. На фотографии у нее такой задорный вид. У нее были очень длинные косы, которые падали чуть ли не под лыжи. Папа женился на ней в 1939 году. Помню, как папины сестры рассказывали, что перед свадьбой они не могли найти туфли для невесты, потому что у мамы был 40-й размер. Она была высокой и красивой девушкой. В 1940 году родился наш старший брат. Когда началась война, маму должны были призвать в лыжный батальон, но из-за того, что был грудной ребенок, ее не взяли. Мама ждала папу из лагерей. На руках было трое детей. В 1953 году, после смерти Сталина, папу выпустили.
Мама нас воспитывала на народной педагогике. Она напоминала: "Дорога, девочки, узкая". Это то, что касается морального облика. Всегда старалась, чтобы мы учились, получили образование и могли сами зарабатывать. Это очень важный момент в жизни, так считала она. Папа никогда не делал замечаний, он вообще на девочек голоса не повышал. Все, что он считал нужным сказать нам, он говорил маме. А мама уже беседовала с нами.
Огромную роль в становлении сыграли наши педагоги в школе, в консерватории. Мне нравится наставление знаменитого педагогаскрипача Петра Столярского, который говорил своим ученикам, в том числе Давиду Ойстраху (на его кафедре училась Айман в Московской консерватории), что смычок скрипача небольшой и надо все ноты туда поместить: "Деточка! Представь себе, что это твоя зарплата, ты должен ее распределить так, чтобы ее хватило тебе!". Ее педагогом был профессор, народный артист СССР Валерий Климов. Скрипка – самый сложный инструмент на свете. Поэтому скрипачи считаются великими трудоголиками. У пианистов есть клавиши, у гитары и домбры есть лады, а у нас ничего нет. У нас есть только твой слух (самый тонкий слух у скрипачей), набираешь и подбираешь сам. Профессор Вениамин Соломонович Хесс, учивший нас в детстве, в годы войны был слухачом у зенитчиков, то есть он должен был своевременно услышать звуки вражеских самолетов.
Скрипачи обладают самым тонким слухом. Откуда у вас и ваших сестер такие выдающиеся музыкальные способности?
– Недавно мы сделали фантастическое открытие. До этого всегда считалось, что это все от мамы. Она у нас была певуньей. Весь наш аул пел. В нашем доме был единственный телевизор на весь аул, все собирались послушать Розу Багланову, Розу Джаманову и многих других. Мы росли в музыкальной атмосфере. Папа же был больше рассказчиком. В прошлом году нам прислали фотографии младшего брата отца. Акмолинский гарнизон, 1937 год. Папин младший брат Молдабек, погибший на фронте 1 марта 1944 года и похороненный под Витебском. Дядя на фотографии с гитарой. Он играл в гарнизонном ансамбле на гитаре. Мы были так поражены. Папа перед смертью попросил найти могилу его младшего брата. Я ездила в Витебск, искала его в архивах. Не нашла. Когда я увидела огромные архивные книги (военком сел со мной рядом, мы начали искать фамилию Мусаходжаев), в списках погибших – имена молодых, на момент гибели им всего 18-19-20 лет, и столько мусульманских фамилий на букву М, – мне стало страшно.
Военком объяснил это тем, что стояли литовские полки, но многие военнослужащие дезертировали, поэтому воинские подразделения вернули в тыл и стали укомплектовывать выходцами из среднеазиатских республик. Я нашла дядю через военный архив министерства обороны в Подольске. Мы ежегодно ездим в Витебск на братскую могилу, где дядя захоронен. По рассказам, он был красивым, в форме – очень статный. Если бы не война, то он точно стал бы музыкантом. О папином старшем брате я не нашла никакой информации. За фамилию Ходжаев в свое время были репрессии. Поэтому он убрал часть фамилии – Ходжаев – и стал Мусаевым. Он тоже погиб на фронте, под Пятигорском. Получается так, что через нашу семью прошла вся история советского Казахстана.
КАК НЕДАВНО ЭТО БЫЛО
Раиса Кожабековна, как пришла идея открыть университет искусств?
– 90-е годы. Радостного в жизни было мало, потому что зарплаты нет, концертов мало, а самое страшное – наши музыканты начали уезжать. Айман сказала, что так нельзя, надо искать выход. Она тогда работала завкафедрой в консерватории, а я – замдиректора в школе К. Байсеитовой. Мы решили создать оркестр. Это был частный оркестр, вот так создавалась Академия солистов. Выпускники Московской консерватории объединились, они и сейчас составляют костяк оркестра, и стали ездить по городам и давать концерты, которые проходили в различных цехах и заводских клубах. Айман тогда на небольшую прибыль, полученную с концертов, купила нотную библиотеку, пульты, костюмы для оркестра и стала выплачивать стабильную зарплату. Целый год прошел в поездках. Содержать оркестр – это недешевое удовольствие.
Сейчас со Спиваковым она часто вспоминает, как все начинали. Ночами репетировали, не было зарплатных денег, ничего в принципе не было. Башмет, Спиваков, Айман начинали создавать свои оркестры в одно время. Потом через год оркестр выступает на одном концерте, где среди зрителей – Первый Президент Нурсултан Абишевич Назарбаев. После концерта Нурсултан Абишевич подошел к Айман и спросил так по-отечески: "Что, намучились, набегались по частным концертам?". Айман призналась ему, как тяжело на самом деле содержать оркестр. Тогда Нурсултан Абишевич предложил дать оркестру государственный статус. "Возьмем вас на бюджет!" – сказал он.
Вот с тех пор существует Государственный камерный оркестр "Академия солистов". А через три года, в 1996 году, во Дворце Республики состоялся большой концерт, посвященный творческой деятельности Айман. На него пришло много зрителей. Более того, приехали известные музыканты из разных стран. Был на концерте Нурсултан Абишевич. После концерта он встретился с музыкантами. И сразу обратился к Айман: "Музыкальную коллекцию инструментов ты создала, оркестр создала, а есть ли у тебя еще идеи?". И она ответила Первому Президенту: "Мечтаю, чтобы в Казахстане был вуз, в котором учились бы творческим профессиям с юного возраста до докторантуры".
Идея ему понравилась. Он, улыбаясь, сказал, что у нее будет возможность сделать это уже в новой столице. Мы удивились: "Какая новая столица? Где она будет?". Тогда еще не было объявлено о переезде. Была только озвучена идея переноса столицы. В круговерти дел мы забыли про это предложение. Но на следующий год, в декабре, начался переезд, это через год после памятного концерта.
Спустя некоторое время, 4 января 1998 года вдруг звонит Имангали Тасмагамбетов и спрашивает нас: "Что сидим? Вас уже две недели ждут в столице. Двигаться пора!». «Куда? – спрашиваем у него. Он говорит: «Как куда? В столицу!". Купили билеты и прилетели. Январь, а мы в шляпах, представляете. Ветер. Холод. Звоним Имангали Нуралиевичу и сообщаем ему: «Мы здесь!». Едем в акимат, сразу с порога нам предлагают: «Ищите здание и начинайте работать в столице». С этого все и началось. – Вы приехали в музыкальное училище и музыкальную школу. Выбор был невелик? – Мы приехали в музыкальное училище, которое тихо существовало, и… вдруг в жизни коллектива начались непонятные события. Сначала приехали музыканты из Алматы, а потом и со всего Казахстана. Я сорвала голос, потому что каждый день объясняла необходимость создания в столице учебного заведения и убеждала, что нам всем надо вместе двигаться и расти. По уровню компетенции, конечно, на тот момент алматинские музыканты были на 10 ступеней выше местных кадров.
Как вам дался переезд, как обживались в столице?
– В Алматы мы сказали нашим коллегам, что нас пригласили в столицу, и предложили всем желающим переехать с нами. Многие коллеги откликнулись. Алматы был страшно обижен. Мы ведь забрали самых лучших. И, кстати, ученики наши за нами поехали. Причем поехали мои ученики, среди них – лауреаты международных конкурсов, все учились в казахском классе. Здесь нам пришлось сразу же открыть одновременно несколько казахских классов и обучение на казахских народных инструментах.
С этим были проблемы. Я вспоминаю, как мы вводили новые предметы, например, предмет "Симфонический оркестр". Я – проректор по учебной работе, и мой отдел вывешивает объявление: "Внимание! Занятие симфонического оркестра проводится в Большом зале", естественно, указывается время. Прохожу мимо доски объявлений и вижу у нее огромную толпу студентов. Они читают и молчат. Я спрашиваю у них: "В чем дело, ребята?" Они смотрят на меня удивленными глазами и спрашивают, правда ли у нас будет симфонический оркестр. Я им в ответ: "Правда!". Само словосочетание, а потом и звучание симфонического оркестра было для них невероятным событием. Для нас – это норма. Мы выросли на этом. Здесь этого не было. Все, что появлялось у нас в Университете, чудесным образом становилось творческим коллективом столичной филармонии. Студенческий симфонический оркестр вдруг стал симфоническим оркестром филармонии, где им стали платить зарплату, и люди стали ходить на концерты. Мы не возражали! Студенческий духовой оркестр стал духовым оркестром филармонии.
Оркестр казахских народных инструментов также стал оркестром филармонии. Сейчас Университет обеспечивает кадрами всю республику. Так, была у нас ученица Вика Иваничева. Замуж вышла за мальчика-домбриста. Они получили дипломы и уехали в Петропавловск – твердо решили вернуться на родину. Хорошо там устроились. Им дали квартиру. Он в филармонии, руководит народным оркестром, она в колледже и оркестре. Детей родили. Они процветают. У нас много таких историй. Один наш курс актерский полностью уехал в областной центр. Кто бы мог подумать, что такое будет. Поначалу мы все, переехавшие в новую столицу, жили в общежитии, нашей любимой песней стала "Едут новоселы по земле целинной!". Все начиналось с чистого листа.
Мы начали закладывать традиции. Я всегда говорю, что у нас натуральное хозяйство. Вот, допустим, мы даем концерт, свои музыканты, свои ведущие, кинофакультет все снимает, фотографирует, дизайнеры шьют, факультет ИЗО занимается декорациями. У нас 4 концертных зала. Если бы не форма "ГУ", она как путы на ногах, мы бы зарабатывали. Мы можем зарабатывать сами.
Сейчас это уже история культурной жизни столицы.
– Да. Решение Первого Президента об открытии в столице творческого вуза в самом начале переезда сюда было эпохальным решением. Почему? Это учебное заведение дало возможность открыть в столице филармонию, далее – "Астана Опера". Посмотрите, в "Астана Опера", в оркестре, 100% – наши выпускники, в хоре театра – наши ребята, в оперной труппе большая часть – опять же наши выпускники. Далее театральное искусство. Почти во всех театрах столицы – наши дети, более того, в театрах страны – наши выпускники. Сейчас мы выпускаем еще специалистов для киноиндустрии, готовим дизайнеров. У нас учатся будущие мастера кисти.
Вспоминаю, как техперсонал жаловался мне на студентов актерского факультета. Комендант пришла ко мне с докладной, что студенты безобразничают, хохочут и кривляются. Я пришла к ним разбираться. А мне педагоги говорят, что это задание у студентов – театральный смех. Вот они и тренируют его. А комендант и уборщицы возмущаются, что они тут без конца ржут. Но потом педагоги нашли выход: они приготовили постановку в казахской группе, там есть очень трогательные пьесы, и пригласили техперсонал. Пьеса потрясла их, вызвала слезы на глазах. С тех пор их стали звать на все постановки и продолжают приглашать и сейчас. И, кстати, это самый благодарный зритель у будущих артистов. В этом году у нас смена кадров. Многие уже ушли на пенсию. На их место пришла молодежь, которую мы же и выучили. У нас все завкафедрами и деканы – наши ученики.
ГДЕ РОДИЛСЯ, ТАМ И ПРИГОДИЛСЯ…
Университет обеспечивает творческими кадрами всю республику, но и ваши студенты собраны со всех уголков Казахстана.
– В первый год мы боялись, что не наберем ребят. А набирать надо было все 12 классов, все 4 курса университета. Я помню, как мы делали объявления, ездили по всем городам. Брали всех, народу, помню, в июне приехало много. Когда услышали, что есть интернат, многие решили отправить своих детей. Но в начале сентября нам тяжело было их размещать. Какой у нас был тогда интернат? На 1998 год финансирования еще не было. А как найти выход на 4 месяца, если деньги поступят в 1999 году?
Спасибо акиму столицы тех лет – Адильбеку Джаксыбекову. Он выделил финансирование из бюджета города, мы покупали продукты на базаре и, когда не хватало, покупали продукты для детей на свою зарплату. Помню, как жарили картошку на огромных сковородках и звали детей обедать, сейчас, оглядываясь назад, думаю, какое было счастье! Мы жарили картошку вместе с первым проректором Игорем Борисовичем Лебедевым. Он многие годы был правой рукой Айман и первым джентльменом. Его прекрасные манеры, целования ручек дамам, интеллигентность и доброта снискали ему всеобщее уважение. Пять лет назад, те, кто первыми поступали, уже получали диплом Университета. В органном зале выпускной, и один из парней-домбристов, которому вручали диплом, попросил слово. Он признался со сцены: "Приехал из аула маленькой крупинкой, а возвращаюсь огромной горой. Никогда не забуду жареную картошку!". Сколько благодарности слышали от родителей, особенно из сельской местности. Они всегда искренни в своих чувствах. Приходили в кабинет Айман и благодарили ее. В первые годы, когда дети приезжали на учебу, они ели и ели, не могли наесться. Подруга, которую уговорила стать заведующей интернатом у нас (у нее огромный опыт, руководила интернатом в Алматы), мне говорит, что у многих детей из аулов анемия. Она, как опытный педагог, увидев цвет кожи и их зрачки, сразу же предложила сделать анализы крови. Мы вызвали врачей и сделали всем 300 детям общий анализ крови.
У всех – анемия, это следствие недоедания. Что делать? Один из педагогов, переезжавший в Калининград, оставил дачу, где росли яблони, это "раечка". Я и Айман собирали ее в мешки и привозили детям в интернат. Где здесь, на севере, мы могли взять яблоки? Ходили к акиму города и просили усилить питание, увеличить норму на каждого ребенка. Дети на каникулах не хотели возвращаться домой. Они не хотели уезжать и рассказывали нам, что дома тяжело, нечего есть, только – чай и хлеб. Денег на дорогу нет. В конце года сделали снова анализ крови и они оказались хорошими.
Можно сказать, что вы дали этим детям не только образование, но и жизнь. Мы рады, что дети из аулов очень хорошо поднялись.
– Мы всегда помним, откуда мы сами. Мы сами аульные девчонки. Папа – сельский агроном. Пусть он учился в Москве, но всегда говорил о себе: "Я – дехканин". Мы и сейчас набираем сельских ребят. У нас учатся дети из многодетных семей, дети-сироты и дети с особыми потребностями. Это наша принципиальная политика. У нас училась солистка столичной филармонии, незрячая пианистка Саида Калыкова. Мы привезли ее из Уральска. Магистратуру окончила в Италии. Дали шанс девочке. У нее мама – молодец.
Вот и Димаш. Он же тоже провинциальный мальчик. У него родители – молодцы, вовремя разглядели в сыне талант. Он – наш выпускник. Айман поддерживала его в студенческие годы. Мы его отправляли на конкурсы "Славянский базар" и в Китай на прослушивание. Самое главное – сам Димаш помнит об этом, он всегда берет букет цветов и приходит к Айман. Всегда! Ни одного раза не было, чтобы он, приезжая в столицу, не зашел к ней. Он учится сейчас в магистратуре Университета. В этом году к нам поступил младший брат Димаша.
Подрастают ли еще талантливые ребята?
– Да, братья Жугунусовы, к примеру. Сейчас растет талантливое поколение скрипачей. Маленькая Амина Ахметжанова в Вене так «качнула» всех! У нас очень талантливые дети. Наши домбристы играли на Таймс-сквер в Нью-Йорке. Все подходили и слушали, фотосессию устраивали. И, кстати, наши выпускники не уезжают, работают в Казахстане. Они чувствуют, что востребованы, им интересно, потому что у Университета высокий уровень. Он дает возможность им всем расти и развиваться. Они поняли, что наш диплом престижный и котируется во всем мире. Потом, такой системы музыкального образования не существует в целом мире. Мы – такие единственные с полным циклом обучения. Образование даем с 6 лет до докторантуры. К чести нашей страны: создание Университета – это совершенно уникальный шаг. Этим можно гордиться открыто! Это достижение Независимости. Тем более, это было сделано в тяжелейшие годы, когда ничего не было в принципе.
Это достижение всего нашего многонационального коллектива и всего нашего народа. Недавно у нас была встреча с вице-президентом знаменитого филадельфийского Temple university Xaй Ланг Даем, который курирует международные вопросы. Он не только ученый-химик, но и имеет профессиональное музыкальное образование. После концерта нашего студенческого оркестра он сказал, что оркестр КазНУИ – лучший молодежный оркестр мира. А когда он узнал о нашей системе образования, был потрясен, что существует 5-ступенчатая система музыкального непрерывного образования. Авторское право такого образования принадлежит нашему Университету. Мы его запатентовали, как и авторское право на учебные программы, планы и курсы. Все это мы разрабатывали сами. Этим можно гордиться. Мы, когда ездим по всему миру, рекламируем достижения культуры и образования Казахстана за годы Независимости. Я хочу выразить большую благодарность Серику Мауленовичу Омирбаеву. Когда мы переходили на обучение по Болонской системе образования, он возглавлял департамент высшего образования Минобразования. У человека научный, академический взгляд, он во все вникал, чтобы лучше сделать и чтобы у нас в музыкальном образовании это могло существовать.
ЗАЧЕМ НАМ ЭТОТ ИНСТРУМЕНТ?
Раиса Кожабековна, история появления органа в столице стала легендой. А строительство органного зала – подвигом!
– Айман предложила построить в столице органный зал. Дает мне задание посмотреть в интернете все немецкие фирмы, которые устанавливают органы. Тогда интернет только-только появился и при запросе слова «орган» выходила фотография уха. Но мы искали и нашли, наконец. Готовим записку для Парламента: убедить надо всех. Узнали, сколько стоит: 2 млн евро плюс зал, бетонная подушка под инструмент, – это все тонкие вещи. Орган – король инструментов. Нашу заявку начали рассматривать депутаты. Вызывают Айман. Она начинает убеждать депутатов, что столице орган необходим. Вопросы задают депутаты от партии «Ауыл» и говорят, что есть какой-то тут орган за 2 млн евро. Что это такое? В аулах нет воды, зачем нам этот орган? Кто это предлагает? Айман? И все в таком духе. Айман стала убеждать, что органная музыка – это огромный пласт человеческой культуры, и это необходимо для образования наших детей. Никто не слышит. Такой шум начался. Потом слово взял Гани Касымов, он же юморной, и сказал: «Да дайте ей этот орган, а то она нас до оргазма доведет!». На следующий день в газетах выходят статьи с заголовком «Орган доведет до оргазма». Инструмент везли из Германии в теплое и сухое время года, осторожно и бережно, трясти его нельзя. Мы набрались терпения и выдержали всю технологию.
ЛИЧНАЯ КРИТИКЕССА
Какие качества Айман Кожабековны продолжают удивлять вас до сих пор?
– Несмотря на то, что она моя сестра, без субъективизма – она уникальная скрипачка в современном скрипичном мире. Наши коллеги, включая Спивакова, удивляются, что они с годами играют все хуже и хуже, она – лучше и лучше. Ну, конечно, когда она хорошо позанимается. Я ее часто критикую. Она на это обижается. Я ей говорю, кто ей скажет правду, если не я. Жить с такой славой очень тяжело. Но это ее жизнь. Она любит выступать. Обожает играть с симфоническими оркестрами и даже больше, чем давать сольные концерты. Именно, когда за спиной такая махина, как оркестр. Очень любит Чайковского, Прокофьева, Брамса. Играет всю скрипичную музыку. Очень любит Рахмадиева, Жубанова. Она – очень трудоспособный человек. Потом, она дипломатичный человек. Я иногда бываю прямолинейной, но кто-то рядом должен быть таким. Нам когда-то сказали, что Всевышний так создал, что Айман защищена своими сестрами: две спереди, одна сзади. Я говорю: «Может быть…». Мы все учились сами, дополняем друг друга. Никто ни на чьей спине не сидит. Все самостоятельные и самодостаточные личности.
