Волшебный голос в теле
Ее в свое время ценил народный артист СССР Ермек Серкебаев. За прорисованный психологический рисунок партии нужно поклониться вокальной школе, огромному опыту и самоотверженности примы театра. В ее образах сочетается вокальная и актерская уверенность. Ее невероятно глубокий и крепкий голос вкупе с женским обаянием и органикой сценического поведения покоряют поклонников оперы не первый год. Певица рассказала Liter.kz о том, зачем ей нужна оперная сцена.
В поиске себя
– Давайте начнем наш разговор с гастролей. ГАТОБ им. Абая впервые приехал в столицу с масштабными гастролями. Чтобы показаться во всем блеске, театр привез огромную команду – 200 человек, из них почти сто – музыканты. Вы привезли отличный репертуар. Что лично для вас значат гастроли?
– Гастроли – это всегда хорошо. Для творческого человека, на мой взгляд, гастроли – это самое главное, потому что постоянно работать в стационарном режиме, где у тебя есть свои зрители, одно дело. Другое, когда приезжаешь с гастролями в другой город, страну. Там тебя ждут новые ощущения, новые зрители, новая сцена. В «Астана Опера» я работала почти год. Но в Большом зале я не пела, так как тогда только-только ставились спектакли. Поэтому во время гастролей для меня это был первый выход на сцену Большого зала. Надо привыкнуть, ощутить себя, слышать себя, чувствовать сцену. Мы ведь работаем вживую. В первый день мне вообще было не понятно, куда голос уходит, я не слышу свой голос и начинаю форсировать на репетиции, потому что думаю, что не слышно меня. Потом я стала спрашивать солистов тех, кто во время репетиции сидел в зале. Они мне в один голос сказали, что меня очень даже хорошо слышно и на последних рядах, на балконе. Во второй день, признаюсь, пела, как пелось. Это даже спасло меня. Такое бывает. В этом и заключается профессио нализм, опыт. Во время гастролей нет времени на раскачку – с корабля на бал.
Что сказать еще? Оркестровая яма. Оркестранты сидели выше, чем в нашем театре. У нас же очень глубокая яма. Сцена другая. Мы сначала испугались, что в «Астана Опера» большая сцена, но когда смонтировали декорации получилось тоже самое, ничего не пришлось добавлять, имею ввиду декорации. В «Астана Опера» огромные карманы сбоку и сзади. Гастроли состоялись. Принимала публика тепло, с восторгом.
– Вы в третий раз спели партию в «Сельской чести»?
– Первый раз спела премьеру, в марте – второй спектакль. Чем больше поешь, тем больше спеваешься, вживаешься в образ. Партия Сантуцца, конечно, непростая. Там помимо вокала много актерского проживания в образе. Надо быть не только певицей, но и еще драматической актрисой, как в «Тоске», к примеру. Тоска мне нравится и эта партия красивая и очень выигрышная. Режиссер Есмухан Обаев мне сказал, что если бы я не была певицей, то была бы хорошей актрисой. Я даже не думаю, что мне надо играть. Это все само собой. Это идет от души. Не надо играть, живи, как в жизни. Я за то, чтобы зрители смотрели на сцену и чтобы увиденное не противоречило услышанному, ничего не разрушало общую ткань спектакля. В оперном спектакле помимо музыки должна существовать еще и психология персонажей. Мне не удалось посмотреть остальные спектакли своих коллег во время гастролей, на следующий день я уехала, но судя по отзывам, спектакли прошли великолепно. И «Анна Каренина», и «Золушка», и «Дон Кихот».
– ГАТОБ им. Абая всегда отличает сильная школа, традиции…
– Это первый старейший театр страны. В нашем театре есть многолетние традиции. 85 лет театру – эти цифры говорят сами за себя. Не знаю, может быть нет таких голосов, как были раньше, когда я только-только приехала в Алма-Ату поступать в консерваторию, мне тогда было 18 лет, я услышала впервые Ришата Абдуллина, Розу Джаманову, Рахиму Жубатурову, Василия Яковенко. Может быть, у меня тогда были другие ощущения. Это такие мощные, мировые голоса.
Рахима Жубатурова – я всегда равняюсь, стремлюсь достичь ее вокальной высоты. Наш театр – монументальный, репертуарный – это большая драгоценность. У театра свой арсенал – труппа воспитанных традициями артистов. И это их золотой запас! Конечно, приглашения сторонних звезд здесь тоже возможны, и они практикуются в театре. Но когда имеется такой великолепный коллектив, хор, оркестр, – все с такой выверенной актерской культурой, то приглашенные музыканты и вокалисты должны соответствовать.
– В одном из своих интервью вы сказали, что с большой любовью относитесь к творчеству Ермека Серкебаева.
– Да. Помню однажды на своем юбилейном вечере Ермек ага мне говорит, а я стояла в кругу со всеми солистами, которые участвовали в этом вечере: «Большая, иди ко мне, надо что-то сказать!» Все солисты засмеялись. Он забывал мое имя, но говорил всегда мне «Большая». Я так обижалась и говорила ему, что он меня оскорбляет. А он мне в ответ говорил: «Как ты не понимаешь, что ты большой человек, большая певица. Запомни: у крепких голосов и крепкое тело!» В этот вечер он меня взял за руки и повел к солистам. И сказал им, что они зря смеются. «Это большой комплимент, у нее большой голос, поэтому я ее так называю. Еще больше ее есть певицы, имею в виду по телу, а послушайте, какие у них голоса!»
Помню, он сидит, распевается, играя на фортепиано. Потом вдруг радостно говорит: «Я нашел, как правильно петь!» Он мне всегда говорил: «Ищи! Ищи! И найдешь! Ты – на правильном пути». Сегодня нашел, завтра потерял. Голос – такая вещь, его надо постоянно искать, он ведь живой организм. На его состояние влияет все. Здоровье, выспался ли ты или нет, какое у тебя настроение. От всего зависит, от всех внешних факторов. Голосом ты должен владеть до автоматизма, чтобы он звучал. А как ты споешь – это зависит от твоего профессионализма, школы, характера и любви к сцене. На юбилее Ермека Серкебаева мы пели дуэтом, ездили по Казахстану вместе с концертами, я тогда была молодой, Ермек ага всегда проявлял заботу, на гастролях всем говорил: «Дайте ей кашу первой!» Я счастлива, что общалась с такими людьми.
Бибигуль Ахметовна Тулегенова обожает меня. Она ценит и мой голос, и человеческие качества. Всегда подчеркивает, что имея талант, голос, надо еще оставаться человеком, а это не каждому дано.
Маэстро Ринат Салаватов – мой крестный отец. Почти все оперные премьеры, которые он поставил в нашем театре, пела я, начиная с «Тоски», «Турандот», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Богема»... 20 постановок – с Ринатом Салаватовичем в нашем театре. Огромный вклад внес в развитие театра маэстро.
Он очень любил мой голос. Ценю Гульнару Жидилову – это мой концертмейстер.
Жизнь певицы – не сахар
– Гульзат, на самом деле часто встречаются оперные певицы, так сказать, дамы в теле.
– Крепкие голоса, к примеру, Эва Мартин, Елена Образцова, Ирина Архипова – все в теле. Это физика. Помню, как похудела на 15 кг и поехала на постановку «Аиды» в Казань в Татарский оперный театр им. Мусы Джалиля. Я не смогла спеть. Мне за месяц пришлось набрать 6 кг, чтобы вынести эту партию. Мы поем всем телом. Мощные и крепкие партии выдерживать непросто. Не понимаю нынешнюю тенденцию, что оперные певицы должны быть худыми моделями. Вы же понимаете, вот в спорте, например, надо поднимать штангу или бежать по стадиону. Штангист, тяжеловес и бегун. Это такая же работа. Я не говорю, что все должны быть такими большими, чтобы на сцене видно было только нас одних. Каждый человек индивидуален. На оперной сцене не должно быть таких требований – быть стройными, худышками, моделями – это не эстрада. Вы же Паворотти не говорите, что он слишком большой. Главное – его голос.
То, что красивые сейчас куколки выходят и через три минуты это уже надоедает и даже начинает раздражать ее красота, и что дальше? А где голос? Понимаю, сейчас век шоу. Недавно прочитала в соцсетях интервью с Нетребко. Она сокрушается: как мне все это надоело: «Похудела. Поправилась. Это не ваше дело. Оперная певица не должна быть худой. Не отправляйте мне диет. Меня все устраивает, устраивает моего мужа. Какая я есть, такая есть. Красивые глазки, модельная внешность, а голос?» – вот так говорит Анна Нетребко. Я понимаю ее, она сейчас перешла на крепкие партии.
Все, что касается сцены, – волнует меня. Из «Астана Опера» вернулась не потому, что там плохо. Нет, там все замечательно. Но ГАТОБ им. Абая – мой театр. Я обнимала стены театра, плакала, когда вернулась. Говорят, что опера умрет. Это говорили 100 лет назад. Помните фильм «Москва слезам не верит» и знаменитую фразу, что через 20 лет будет сплошное телевидение, не будет театра, кино. Прошло 20 лет… Театр есть. Кино есть. С оперой – то же самое. Будут традиции, голоса, певцы. Не умрет опера…
– Какие есть еще секреты профессии? Перед спектаклем, например, чем нельзя заниматься?
– Гладить. Готовить не надо, нельзя дышать паром. Нервничать нельзя. Спать надо, но не слишком много. Острое нельзя есть. Мороженое нельзя. Мы служим своим связкам. Беречь голос, особенно когда идут постановки. Ну, конечно, в отпуске я ем мороженое, но все в меру.
– Путь оперной певицы – путь сплошных самоограничений? Супруг понимает вас?
– Мне повезло – у меня замечательный и понимающий супруг. Если бы его не было рядом, может быть многое у меня и не получилось. Я вышла на сцену после декретного отпуска, когда дочери исполнился всего годик. Я даже в школу ее не водила в первый класс, уехала петь «Трубадур». Есть свои нюансы в нашей профессии, но в какой профессии их нет? Опера – невероятный и красивый мир, в котором я нашла то, что отозвалось в сердце. Это и безграничная любовь, и страсть, и ненависть, и боль, и счастье и много-много всего, что свойственно человеку. Жизнь иногда утопает в рутинности, обыденности, а музыка так цепляет и вытягивает. Бог дал мне голос, и это спасло от многих бед. Меня лечит сцена. Благодаря сцене я смогла пережить смерть мамы, она умерла молодой, в 58 лет, потом я потеряла сестренку. Я в семье старшая среди детей, все остальные смотрели на меня, я не могла быть слабой. Надеюсь, что и слушателям наше искусство помогает жить, они чувствуют то же самое.
– Что еще хотите спеть?
– Я вообще хочу спеть давно «Манон Леско» Пуччини. Большое желание, я ведь люблю Пуччини. О сольном концерте думаю. Диск записала с Государственным академическим симфоническим оркестром, дирижировал Нуржан Байбусинов. Мы записали 12 мировых арий. Презентовать надо.
