Эрик Байжунусов: Только мама верит в сына

В карьере каждого врача есть случаи, выходящие за рамки общепринятых стандартов и понимания основ медицины. В действительности многие болезни мы еще не умеем лечить, потому что не знаем причин их возникновения. Мы не обращаем внимания на психосоматику, на связь физической боли с душевной, как в той же восточной медицине.

Рак – один из ярких примеров этого. Никто точно не может объяснить в чем причина возникновения онкологии. Долгие годы мы лечили все кровопусканием, хинином, ртутью и прочими ядами, что сейчас кажется дикостью. С высоты достижений современной медицины – даже глупостью. Уверен, что через несколько лет, десятилетия, века и нынешние методы многих болезней станут пережитком прошлого.

Но это лишь долгое вступление. А речь вот о чем. Мой хороший знакомый попал в ДТП и поступил в экстренном порядке к нам. Тяжелая черепно-мозговая травма. Провели все необходимые обследования и назначили лечение. Наверное, это громко сказано: «назначено лечение». Потому что лечением назвать это тоже нельзя. По возможностям того времени это были в основном сосудистые препараты да витамины. Плюс покой и постельный режим.

Его мама, которую я знал хорошо, попросилась ухаживать за сыном. Ее ребенку, пострадавшему в аварии, было за 30… Но, учитывая тяжесть полученной в ДТП травмы, мы согласились. Как-никак он был ее единственным сыном.

Когда мужчинам тяжело, когда они попадают в сложные жизненные ситуации, по классике, проверяется who is who в его ближайшем окружении. И, по моему горькому врачебному опыту, с ним всегда рядом остаются только мамы и дочери. Женщины, любящие и верящие в своего сына и отца, бескорыстно ухаживающие за ними, не ждущие баснословного наследства или каких-то дополнительных благ. Возлюбленные, дамы сердца, жены стоят насмерть за любимого мужчину реже. Хотя, наверное, и для них слова клятвы «вместе и в радости, и в горе, и в бедности, и в богатстве» когда-то что-то да значили. Сыновья, преданно, по-мужски ухаживающие за отцом – это скорее исключение, чем правило.

Тем временем состояние нашего пациента не улучшалось. Я каждый день видел, как мама разговаривала с ним: «Айналайын ботақаным, жалғызым, бөпем менің и т.д.», – и от этого становилось еще больнее. Прошла неделя, вторая – эффекта нет. Приглашали профессоров-консультантов, доставали всевозможные дефициты того времени. Однако мой знакомый в сознание так и не приходил.

Каждый день разговаривали с его мамой. Было понятно, что она никогда не сдастся. Она просила перевести сына в областную больницу. Мы согласились и организовали перевозку. И, вроде бы, все. По сути каждый из нас понимал, что итог известен и ждать чуда не приходилось.

Прошли месяцы...

Однажды она пришла на прием ко мне в поликлинику. Я уже был готов выразить ей соболезнование, но вовремя сдержался. Она попросила выписать для сына какое-то лекарство. «Он что, еще жив?» – промелькнуло в моей голове. Я потихоньку начал спрашивать, как он, что он.

Оказывается, через неделю после госпитализации областная больница попросила ее забрать сына из-за бесперспективности дальнейшего лечения. Несчастная мать выписала и увезла сына, все так же пребывающего в глубокой коме, в свой далекий аул. Она просто ухаживала и разговаривала с ним. Сноха, естественно, ушла с ребенком, не выдержав этих испытаний: ведь надо было ухаживать за взрослым человеком, то есть кормить через зонд и убирать все, что из него выходит. Не каждый выдержит, согласитесь.

А она все «Ботақаным, алтыным...». И что вы думаете? Через 4 месяца он открыл глаза и попросил молока. Удивительно, не правда ли? Видимо, голос мамы в нем пробудил именно это чувство. Счастью матери не было края. Но впереди были долгие месяцы реабилитации. Сын начал учиться ходить и разговаривать заново. И вот она вернулась с ним в город.

«А он где сейчас?» – спросил я. «На улице, в машине ждет», – сказала постаревшая, но счастливая мама. Я вышел с ней на улицу. Да, в машине сидел мой знакомый, уже располневший. Он был военным. Увидев меня, начал выходить из машины, походка была шаткая, видно было, что еще плохо ими управляет.

Мы тепло обнялись. Я был в шоке. Поговорили, и они уехали. Мне было впервые стыдно за то, что чуть заживо не похоронил человека. Пусть даже я не травматолог и не лечил его, но я тоже думал, что – все, и пытался убедить в этом эту святую женщину.

Это могла сделать только мама! Только она может так любить – безгранично и безусловно. До отчаяния, до конца, каким бы он ни был.

Берегите мам! И никогда не сдавайтесь.