Судебные заседания должны быть открытыми – Айман Умарова о кантаре, амнистии и женщинах в суде

Адвокат Айман Умарова на днях  вернулась из США, где провела свой учебный отпуск. Известный правозащитник часами сидела в Бостонской библиотеке и, по ее словам, за семь недель ей удалось прочитать 15 книг на английском. В основном на профессиональную тематику – адвоката интересовали особенности расследования преступлений, связанных с  насилием, нюансы экспертных заключений по уголовным правонарушениям против половой неприкосновенности, а также литература по расследованию детских суицидов, условий содержания женщин в тюрьмах.

Но мы решили побеседовать с Айман Умаровой о событиях Трагического января, так как адвокат является руководителем общественной комиссии "Акикат", которая внесла свою существенную лепту в расследование январских событий, передает Liter.kz.

– Айман Муратовна, закон об амнистии участников январских событий принят и вступил в силу. Удовлетворены ли вы проделанной работой? На ваш взгляд, как идет реализация закона?

– Да, в целом я удовлетворена работой над законопроектом, мы провели не один час, обсуждая нюансы проекта. Относительно того, как закон сейчас применяется, – это сложный вопрос. На него пока нет ответа, результаты вступившего в силу закона будут известны позже.

Я бы хотела заметить, что в Казахстане достаточное количество осужденных, отбывающих сроки наказания за менее тяжкие и (или) не имеющие возможности в силу неработающих норм выйти на свободу, не относящиеся к кантару. Несмотря на то, что бюджету и семьям осужденных сложно, а государство содержит в местах заключения трудоспособных граждан, этот закон об амнистии к ним не применяется. Мне бы очень хотелось, чтобы к нашему мнению прислушались и власти. Никто не знает, где находится тот самый уместный предел наказания для конкретного человека за конкретное уголовное правонарушение при определенных обстоятельствах. Часто принципы законности и справедливости не работают. Горько осознавать, что мы заполняем тюрьмы теми, кого можно было исправить без изоляции от общества или кто спустя некоторое время осознал бы совершенное ими. Таких людей не мало. Возможно, стоит провести амнистию и для тех, кто сидит по различным преступлениям, которые менее тяжкие по сравнению с теми преступлениями, совершенными в январе 2022 года. Например, у меня есть дела женщин с малолетними детьми на руках, отбывающих наказание за убийство, нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть своего супруга. На самом деле они – жертвы домашнего, бытового насилия. Государство своевременно не обратило внимание на проблемы бытового насилия, правоохранительные органы часто отпускали супругов-абьюзеров, партнеров-абьюзеров, не привлекая их к ответственности, а последствия плачевны.

Одна из проблем бытового насилия заключается в том, что когда государство отворачивается от жертв насилия, бытовое насилие приводит к более тяжкому преступлению: супруг наносит тяжкий вред здоровью женщины, иногда влекущий смерть потерпевшей, либо жертва насилия, пытаясь защитить себя и (или) детей, совершает уголовное правонарушение. Таких несчастных женщин осуждают на длительные сроки заключения. Полагаю, есть возможность амнистировать их, хотя бы сократить сроки пребывания, в этом я глубоко убеждена.

Разумеется, законность и справедливость – разные понятия. Законы пишутся для людей, и их можно изменять. В разных странах, обществах существуют разные принципы и законодательство, тогда как справедливость – это иное понятие. Именно на универсальном понятии справедливости для всех членов общества без дискриминации и можно построить справедливый Казахстан.

– Вы проделали огромную работу как правозащитник по расследованию январских событий и защите жертв қаңтара. Прошел год, есть ли у вас новые данные, которые неизвестны общественности касательно января 2022 года?

– Конечно, у меня есть новые данные, но я не могу их сейчас озвучить. Придет время, и мы обнародуем все собранные факты и информацию. Дело в том, что в первой части общественного расследования я полагала, что Генпрокуратура РК даст мне возможность ознакомиться со всеми материалами уголовных дел. Но этого не случилось. Видимо, на это есть серьезные причины или обстоятельства. Как правозащитник, придерживаюсь мнения, что принцип гласности должен работать. Уголовные дела должны рассматриваться в открытом судебном заседании. Тогда только можно восстановить доверие народа к власти.  Правоохранительные органы и суды закрытые судебные процессы обосновывают тем, что в них содержатся материалы, относящиеся к государственным секретам. И здесь имеется выход: можно часть материалов дела засекретить, но процессы провести в открытом режиме.

Когда правоохранительные органы и судебная система закрыты для общества, за счет которого они существуют, у людей возникает много вопросов. Как итог, наш народ не доверяет судам, не доверяет правоохранительным органам, несмотря на то, что, возможно, предъявленные некоторым участникам беспорядков обвинения являются обоснованными и реально соответствуют обстоятельствам дела.

Так подрывается доверие людей к власти, чем пользуются те, кому выгодно сеять смуту в обществе, и одни и те же факты, доказательства используются по-разному, в зависимости от цели. В любом случае, при таком положении дел власти не выигрывают.

Возьмем человека, совершившего реальное уголовное правонарушение, уголовное дело в отношении которого засекречено. Большинство людей додумывают, считают, что он невиновен, поскольку правоохранительные органы кроме скудной информации и статистики ничего не дают, что приводит к информационной победе не в пользу них. Как бы они ни заявляли о своей открытости, они закрыты для народа. Почему нельзя ввести открытые судебные процессы по участникам январских беспорядков, транслируя все в прямых эфирах?

Некоторые придерживаются мнения об отсутствии террористических актов в ходе январских событий. Это полное непонимание уголовного закона. Если обратите внимание на диспозицию статьи 255 (Акт терроризма) Уголовного кодекса Республики Казахстан, можно увидеть ее признаки в действиях некоторых участников январских событий.

Диспозиция статьи 255 УК РК основана на международных нормах. Разумеется, по вопросам терроризма имеется много разного рода толкований, но в целом она аналогична общепринятым стандартам. Вопросы часто возникают при применении этих норм. Правоохранительный блок упорно отказывается обнародовать полные итоги расследований, информация, представленная ими, неполная, и люди понимают это по-разному. 

У меня были видео, как юных курсантов академии КНБ жестоко избивали, а они даже не сопротивлялись. Кто хочет, чтобы их ребенка так избивали ни за что? Почему эти кадры не показывают общественности?

Другая проблема – это пытки. Все постсоветские страны, включая Казахстан, продолжают быть государствами с пыточной системой. К сожалению, наша горькая реальность такова. Пытки появились не вчера и не после қаңтара. Мы об этом говорим 30 лет. Тюремной реформы у нас не было.

Удивляет, что как грибы после дождя появились лица, считающие себя журналистами, блогерами, освещающие тему пыток во время январских событий. Извините, где вы все были раньше? У нас в Казахстане пытки были все 30 лет со Дня независимости. Да, в қаңтаре это проявилось ярче, потому что пошли массовые задержания, как следствие, массовые пытки. Если раньше, условно, из 100 дел 25% шли с фактами пыток, а в этом случае тысячи дел и представьте, сколько там дел с применением пыток.

Возникает ощущение, что люди, которые никогда раньше не занимались вопросами пыток, вдруг стали громче говорить об их проблеме. С одной стороны, это радует. Но, с другой стороны, не нужно вопросы пыток привязывать только к январской трагедии. Количество пыток по қаңтару увеличилось за счет того, что увеличилось количество в целом возбужденных уголовных дел.

Тема пыток, к сожалению, стала популярной, но цель их – не помощь жертвам. Если полицейские совершили пытки, они должны понести наказания.

– Тяжело было слушать ваш доклад в Мажилисе, когда вы рассказали о расстреле семьи в Алматинской области. Сколько таких пострадавших семей?

– Я не могу назвать точные цифры. Проблема вот в чем: среди таких пострадавших семей есть те, кто был активным участником беспорядков. Понимаете? Не все, но были. Правоохранительные органы должны были сразу выступить в СМИ и рассказать все как есть.

Каждый тянет одеяло в свою сторону, одни обеляют пострадавших и погибших в беспорядках, другие – нет. На самом деле каждый случай индивидуален. Есть пострадавшие и есть те, кто совершал неправомерные действия. Здесь нужно профессиональное расследование, должен быть контроль за законностью. Очень сложно говорить об этом. Ситуация нестандартная, массовая.

– Допущены ли были члены общественной комиссии “Акикат” и вы лично к уголовным делам по статье “Акт терроризма”?

– Силовики обещали допустить меня, но пока нет. Последние три месяца я была в отъезде за рубежом, возможно, поэтому затянулось все. Но предварительная договоренность была с ними.

– Сколько пострадавших в СИЗО вследствие пыток? Все они реабилитированы?

– Статистика точная неизвестна, дела расследуются. Многие дела по пыткам прекращаются, что не есть хорошо. Уголовный процесс – это долгий процесс. Идут расследования, после окончания досудебного расследования дело передается в суд первой инстанции, далее – апелляция.

– На ваш взгляд, что нужно сделать властям, чтобы январские события не повторялись?

– Первое, в стране должна работать система сдержек и противовесов. Второе, перед законами должны быть все равны. Все начинается с судебной системы. Судебная система должна выносить законные решения, невзирая ни на что.

 Если бы суды выносили оправдательные приговоры чаще, то тогда бы правоохранительные органы почувствовали на себе последствия этого. Они бы понимали, что нельзя нарушать закон и “стряпать” дела, прокуратура надзирала бы жестче,  потому что суды могут оправдать и наказать за некачественные расследования уголовных дел. Суды часто не реагируют на нарушения законности, прав участников процесса во время досудебного расследования, порою открыто занимая позицию обвинения. Силовики совершают неправомерные действия, надеясь на то, что в судах обвиняемых все равно осудят.

Да, люди, участвовавшие в терактах и массовых беспорядках, привлечены, задержаны и так далее. Между тем не все организаторы январских беспорядков привлечены к уголовной ответственности, не задержаны, а значит, не предстанут перед судом.

Большинство граждан понимают, что главные организаторы, бенефициары январских событий на свободе. Пока будет существовать такая несправедливая избирательность, январские события будут повторяться.

Чем мы отличаемся от Америки?  Там можно прийти с улицы и устроиться на хорошую работу. Вы знаете как? Если ты докажешь, что ты хороший специалист. В нашей стране  человек может быть хорошим специалистом, профессионалом, но если он не в обойме, не в команде чиновника,  его не выдвинут на руководящие должности. Такую систему непотизма, блата надо ломать.

Радует, что президент Токаев назначил председателем Конституционного суда Эльвиру Азимову. Я говорила об этом публично не раз, что минимум 30% в составе судейского корпуса должны быть женщины, можно было бы и 50% сделать, тем не менее меня радует назначение женщины на высокий судейский пост. Например, в Кыргызстане 50% членов Верховного суда – это женщины.

В Конституционном суде не должны работать номенклатурщики, а должны работать правозащитники и теоретики-конституционалисты. Тогда мы увидим эффект и благо в работе Конституционного суда.

– Вы – адвокат, которого уважают и прислушиваются многие силовики и судьи. После вашей работы по расследованию января изменились ли ваши отношения с чиновниками, силовиками? Не ощущаете давления с их стороны?

– Я всегда нахожусь под постоянным давлением, это надо признать как действительность, это мое перманентное состояние. Знаю, что меня не приглашают туда, где нужно мнение, отличающееся от заданного.

С другой стороны, я вижу и чувствую поддержку простых людей, за которыми не стоят олигархи или крупные силовики, по сути клептократы и коррупционеры.

Простые люди пишут письма, подходят на улице, делятся своими мнением относительно дел, которые я веду. Выражают слова поддержки. Я чувствую их любовь.

Жазира Букина, Астана