Каждый солдат должен вернуться домой. Даже спустя 80 лет…

Проект “Атамнын аманаты” существует с мая 2019 года. Совершенно не случайно учредитель этого общественного объединения Алия Сагимбаева взяла на себя столь сложную миссию – поиск пропавших во время Второй мировой войны казахстанских солдат. Алия Нурпаевна – психолог-родолог, и, как никто другой, она понимает, что взаимосвязь с предками чрезвычайно важна для потомков. В “Гостиной LITERа” мы говорили о том, как идут поиски не вернувшихся солдат.

– Алия Нурпаевна, начнем со статистики: сколько обращений о пропавших к вам поступает, сколько из них удалось найти?

– Более 271 тысячи казахстанцев признаны пропавшими во время Второй мировой войны. К нам поступило более 10 тысяч заявок на поиск солдат. Установлены места захоронения и личности свыше четырех тысяч казахстанских солдат.

– Очень внушительные цифры! И каждую историю вы пропускаете через себя…

– Я считаю своим долгом помогать людям. Несмотря на то, что прошло 80 лет, та война не закончилась для многих казахстанских семей, чьи деды, отцы, братья так и не вернулись домой.Говоря языком психологии, это исторически-коллективная травма потомков всех, кто воевал.

Мне очень интересно консультировать потомков тех, кто воевал на Второй мировой войне. Когда говорят, что дед или прадед воевал, то я уточняю: “А вы знаете, где, в каких частях служил дед? Пехота, авиация, артиллерия?”.

По моим наблюдениям, люди, у которых дед был разведчиком, не могут проявлять себя открыто, открыто говорить о себе, они все делают тайно, скрытно, все любят шифровать, всех подозревают. Когда им показываешь это – у них сначала такое оцепенение, а потом смех. Для меня эта реакция – показатель, что я попала в точку – человек ведет себя, как его предок. А когда человек понимает и осознает, что для него эта модель неэффективна, то может выбрать другое поведение.

На войне какой навык нужен? Быть агрессивным, чтобы выжить. И сколько казахстанцев, их потомков, живут с так называемой программой “воевать”. И воюют. С кем? С женой, тещей, мужем, родными, коллегами, начальниками. Как только какая-то критическая ситуация, то бессознательно включается программа “воевать”. А сейчас это уже же неконструктивно. Я поэтому шучу: “Ну, все, дорогие мои, будем выходить из войны, будем учиться жить мирно, договариваясь со всеми”.

Наши предки предпринимали какие-то стратегии, чтобы выжить. Обстоятельства прошли, а стратегии остались. Мы это называем “неэффективные поведенческие модели”. И в то же время в каждой семье, даже если человек круглый сирота, в каждом роду есть силы, которые мы называем “ресурсными”. Если мы родились, то, значит, наши предки выжили, несмотря ни на что. Бабушка, которая выжила, выстояла и на своих плечах всю семью потащила, дед, который прошел репрессии, войну, штрафбат и выжил. Эту движущую силу мы называем “ресурс рода, сила рода”. Она, бывает, в человеке спит, как забытая программа. И ее можно активировать, пробудить. Однако есть важное уточнение: человек должен сам научиться понимать, где, в какой ситуации ему применять навыки от бабушек, где – от дедушек. То есть задача родолога – расширить поведенческий “репертуар” человека.

– На предыдущих наших встречах вы всегда говорили о том, что характер и поведение человека в той или иной мере несут в себе генетическую наследственность. Как можно охарактеризовать тех, чьи предки воевали?

– Прежде всего я делю их на разные категории: потомки тех, кто воевал и вернулся, тех, кто пропал без вести. Действительно, как сказал выдающийся советский генетик Тимофеев-Ресовский, “наследуются все типы высшей нервной деятельности”, все чувства, эмоции, навыки.

Многие ветераны прожили с чувством вины перед погибшими товарищами. Воюя плечом к плечу, одни выжили, другие попали под пулю. И по этой причине кто-то рассказывал о войне, а много было таких, кто не делился воспоминаниями, уходил в себя, заглушал боль спиртным.

У потомков это чувство вины может наследоваться как непонятная горечь или боль.

Что касается потомков тех, кто в плен попал – они часто сталкиваются с паническими атаками,у них бывают заболевания, связанные с ощущением нехватки воздуха. Кстати, все эти модели поведения в научной психотерапии подробно описаны.

У потомков пропавших без вести бессознательное ожидание потерь, как будто кого-то или что-то потеряют.

В Кыргызстане был случай – женщина пришла на прием и рассказала историю, что у отца и мамы братья пропали без вести на войне.

Она стала потихоньку собирать информацию и в итоге нашла места их захоронения. Но самое интересное – что этому предшествовали постоянные потери в ее жизни. То сотовый телефон, то другую ценную вещь. Обращения в полицию не давали нужного результата.

И вот после того, как появилась информация, что их родственники погибли в период войны, они на родине матери дали большой ас – помянули четверых мужчин рода, которые не вернулись.

Прошло несколько лет – она звонила и поделилась, что с тех пор ничего не теряет.

– В вашей практике есть много историй, когда вы помогли родственникам найти хоть какую-то информацию об их предках. А есть самые запомнившиеся?

– Многое нами сделано, еще больше предстоит сделать. Каждую историю пропускаю через сердце.

Из одной казахской семьи на войну забрали троих старших сыновей: Әмірбека, 1913 года рождения; Жұмабека, 1921 года рождения; Мадиярбека, 1925 года рождения. Дома остался самый младший, Құдиярбек, 1927 года рождения. Все трое ушедших на войну домой не вернулись. Пришла “черная бумага – қарақағаз”: пропали без вести. Безутешные родители и Құдиярбек ждали их всю жизнь. Отчаяние, боль, тоска, надежда привели к возникновению семейной легенды, что братья живы, остались где-то там, в Германии, что, возможно, у них есть даже дети и внуки. Вот что написала мне внучка Құдияра, которая вместе с мамой Розахан продолжила поиски родных:

“Может, у них были проблемы на границе, и они остались в Германии. Старшие рассказывали, что вроде кто-то даже видел их там, сообщил дедушке с бабушкой, что их сын жив. Мама рассказывала, что дедушка часто вспоминал братьев и говорил о том, что они очень грамотные были, много читали. И дедушка тоже читал книги в надежде, что где-то найдет информацию о братьях.”

Сколько таких историй я выслушала – о неумирающей надежде, о том, что живы, что вернутся, что остались потомки… Домой братья не вернулись. Никаких вестей о них за эти 80 лет тоже не было. Внучка подала нашему объединению “Атамның Аманаты” заявку на поиск дедов. И – о чудо! Нашему поисковику Гульнаре Токтамысовой удалось не только определить их боевую судьбу, но и найти места захоронений. Это редкое везение. Әмірбек погиб в июне 1944 года, в Польше, в концлагере. Жұмабек, гвардии лейтенант, убит в бою в августе 1944 года, похоронен под Варшавой в братской могиле. Мадиярбек, рядовой, умер от ран в Белоруссии в январе 1944 года, похоронен в братской могиле. Только у Әмірбека осталась дочь. Жұмабек и Мадиярбек не успели жениться. Такие вот трагические судьбы… Сколько нерожденных детей… Сколько несбывшихся надежд…

Была еще история о военнопленном казахе, который был призван на фронт в марте 1943 года, в августе того же года попал в плен. Погиб в лагере Шталаг, в Польше, в июне 1944 года. 80 лет считался пропавшим без вести. Как у учредителя “Атамның аманаты”, у меня есть непростая обязанность – в случаях гибели воина в плену или приговорения его к высшей мере наказания я лично звоню родным, сообщаю эту горькую весть… Каждый раз не могу сдержать слез, плачу. Дня 2-3 морально и психологически готовлюсь к разговору с потомками солдата, особенно, если к нему применили меру наказания. Реакция бывает разная. Бывает, молчат и сухо прощаются, не принимают, не верят, спорят, стыдятся, доказывают, часто плачут. Так вот, заявку на поиск солдата, о котором пойдет речь, подал внук. Нашлись все документы по нему, карточка военнопленного с фотографией, известно место захоронения. Вот, насколько четким был учет и порядок в германской армии, что потомки теперь знают, как выглядел их дед. Позвонила внуку, рассказала о нелегкой судьбе его деда. Принял все спокойно, адекватно, достойно. Сказал, что отец всю жизнь ждал, искал своего отца, умер осенью прошлого года в возрасте 90 лет, скоро собираются дать поминальный ас. Осторожно пояснила внуку, что он может не говорить остальным потомкам о том, что дед попал в плен.

“Почему? – возразил мне внук. – Я не буду стыдиться этого факта. Дед не виноват в том, что у него такая судьба. Свой долг он выполнил – пошел на войну, сделал все, что мог, нет причин и повода стыдиться…”

В таком случае могу только сказать: “Благодарю тебя, внук… Светлая память твоему деду…”

– Из ваших публикаций в социальных сетях знаю, что вы ищете не только солдат, но и потомков?

– Да, буквально на днях волонтеры объединения под руководством Марфузы Сулейменовой завершили очень большую работу по обработке данных по так называемому “обратному поиску”. Это когда известны места захоронений солдат-казахстанцев. Эти списки мы получили из России, Белоруссии, Украины, Германии, Болгарии, Чехии, Италии, Хорватии и других европейских стран. Только военнопленных в этом списке около 7 000 человек. Всего же более 16 000 солдат и офицеров, чьи места захоронений известны. Теперь предстоит работа по поиску их родных. Через соцсети я обращаюсь к своим подписчикам с просьбой делать репосты. Списки мы публикуем на сайте. Возможно, многих из них до сих пор ждут родные. Нам нужны волонтеры в регионах, районах, селах для “обратного поиска”! Каждый солдат, даже спустя 80 лет, должен вернуться домой…

– Вы такое благородное дело делаете! Но и нелегкое. Скажите, с какими трудностями сталкиваетесь в процессе поиска?

– Сами поиски не доставляют труда – к счастью, мы встречаем понимание и поддержку в любой точке мира. Мы безмерно благодарны нашему Министерству иностранных дел, через которое выходим на посольства нашей страны, и везде они нам помогают. Мы полностью сопровождаем людей, которые едут в ту или иную страну – находим там наших друзей, которые встречают, сопровождают.

В прошлом году я поехала в Ржев, там 22 июня всегда происходит захоронение останков солдат. Из истории мы знаем, что ржевские события называют самой кровопролитной битвой в истории человечества. Местные историки говорят о двух миллионах погибших в тех боях. В памяти поколений ржевитян хранится, что вода в Волге была красной. В тех страшных боях на Калининском фронте принимали участие 100-я и 101-я отдельные стрелковые бригады, которые были сформированы в Казахстане, в городах Алма-Ате и Актюбинске. Практически 80% из них погибли в ходе войсковой операции “Марс”.

“Там каждый квадратный метр кровью ваших солдат-казахов пропитан”, – говорили мне местные жители. Из источников следует, что солдаты не были вооружены – им дали в руки только гранаты, и приказ был бежать и забросать фашистов гранатами. Но их скосили пулеметной очередью…

И вот я лично убедилась в том, что казахстанцев там встречают с большим уважением, благодарят за героев-предков.

К нам часто обращаются за финансовой помощью родственники тех солдат, которых мы находим в других странах. Но, к сожалению, у нас нет бюджета. Спонсоров находим с большим трудом. Все поездки осуществляем за свой личный счет.

– В вашей практике ведь есть и те солдаты, чьих потомков не удается найти? Как мы, современные казахстанцы, можем увековечить память об этих солдатах?

– Увековечить память – это наша главная задача. Всю эту поисковую работу мы проводим вместе с нашим большим другом, руководителем поискового отряда “Мемориальная зона” Майданом Кусаиновым. Это человек, душой болеющий за каждого солдата, за каждую семью, проводившую на фронт родного человека. Несколько лет назад Майдан Кусаинович вышел с предложением в столичный акимат, чтобы разбить парк или сквер в память о воинах-казахстанцах, не вернувшихся с той войны. Идея повисла в воздухе. В этом году, я слышала, собираются миллион деревьев высадить в Астане. А ведь можно было это благородное дело приурочить к 80-летию Победы и почтить память тех, кто ушел на фронт и не вернулся. К сожалению, мы не найдем всех пропавших без вести, а будь аллея или парк памяти, можно было прикрепить именную табличку о каждом солдате, кого не дождались родные. И тогда бы каждая семья приходила и ухаживала за деревцем своего солдата. Дерево – это ведь символ рода, символ семьи, оно растет вверх и символизирует жизнь. Почему бы такой парк не разбить, например, в Туркестане – нашей духовной столице?

Мы очень хотим найти имена как можно большего числа казахстанцев, не вернувшихся с фронта. Для этого создали сайт на волонтерской основе. Потому что пока сохранились какие-то бумаги, можно было их оцифровать и сохранить.

Мы обязаны помнить подвиг наших дедов!